Яд как инструмент политики употреблялся с глубокой древности. Великие отравления, как и великие отравители, не раз перекраивали политическую историю. Сколько правителей, умерших, как считают, своей смертью, в действительности были отравлены? Достоянием историков стали лишь попытки, окончившиеся неудачно, или успешные, но имевшие болтливых свидетелей. Память же о большей части злодеяний ушла в небытие вместе с теми, кто их совершил.

Отравление — один из старейших способов убийства. Многие годы наличие яда в теле умершего не умели устанавливать, и потому нередко случаи убийства оставались нераскрытыми. Ведь отравление не всегда можно узнать по симптомам. Конечно, внешние признаки воздействия вдыхаемых или принимаемых внутрь ядов известны, но некоторые из них (тошнота, рвота, судороги) могут иметь иную причину.

К тому же существуют яды, не оставляющие практических следов и не всякий яд удается установить химическими исследованиями. Даже сегодня с помощью инсулина, которым пользуются диабетики,можно совершить убийство, которое никогда не будет раскрыто, так как этот препарат полностью растворяется в крови и установить его наличие невозможно. И это при современном уровне токсикологии. Что же говорить о временах, когда и науки такой не было.

 

Софонисба. Прием отравленной чаши / Симон Вуэ, 1623

 

Если говорить о расцвете искусства отравления, нужно обратиться к Риму. Обычай отравлять императоров настолько вошел в практику, что при каждом из них существовала особая должность — отведывателя кушаний.

Он должен был пробовать каждое блюдо, подаваемое императору, и, если в нем окажется яд, своей смертью предупредить об опасности. Правда, мера эта привела лишь к тому, что вместо мгновенных ядов стали пользоваться ядами, действующими медленно. Еще философ Теофраст писал о ядах, которые убивают человека только спустя определенное время — через месяц, год или даже три года.

Император Калигула также был знатоком ядов. Он знал их свойства, составлял различные смеси и, по-видимому, проверял их на рабах. «Легче всех, — писал он, — умирают те, кто умирает быстро. Для этого яда не существует противоядия».

 

Смерть Сократа / Жак-Луи Давид, 1787

 

Упоминание о медленных ядах, вызывающих кашель, озноб или кровохаркание, можно найти и у Плутарха. Он же сообщает о другом яде, который постепенно приводит к значительному снижению умственных способностей.

Как и во всякой науке, в науке ядов были свои бакалавры медленной и магистры быстрой смерти. Одним из таких светил была знаменитая римская отравительница Локуста. Услугами ее пользовалась Агриппина, жена императора Клавдия. По одной из версий, тот умер от яда, поданного ею в блюде с грибами, по другой — был отравлен, как ни парадоксально, своим собственным отведываетелем кушаний — евнухом Галотом.

Позднее, в угоду Нерону та же Локуста отравила его родного брата Британика, которого Нерон считал своим соперником в борьбе за власть. Вопреки обычному правилу, став императором, Нерон не забыл оказанной ему услуги. Он не только создал Локусте все условия для ее деятельности, но и дал ей учеников, дабы со смертью самой отравительницы ее высокое искусство не оказалось утраченным.

 

Локуста и Нерон испытывают на рабе действие яда, предназначенного для Британника / Жозеф-Ноэль Сильвестр

 

Правда, такой опасности практически не было: к ядам в Риме обращались достаточно часто. О них хорошо помнили те, кто стоял у власти, всякий раз рискуя быть отравленными, а еще лучше те, кому предстояло наследовать эту власть.

Так, в свое время ходил слух, что Домициан, домогавшийся власти, воспользовался редким ядом, изготовленным из морских моллюсков, чтобы расправиться со своим предшественником и братом императором Титом. К другому тонкому яду будто бы обратился Калигула, отравивший Тиберия, чтобы самому стать императором.

Страх быть отравленным был хорошо знаком и русским правителям. Когда киевский князь Олег стоял у стен Царьграда, хитроумные византийцы повели с ним переговоры о мире. Среди льстивых речей и притворных увещеваний они пытались угостить князя отравленными яствами и питьем. Но князь не прикоснулся к угощению, попавшему на его стол из рук вчерашних врагов.

Борис Годунов, постоянно опасавшийся за свою жизнь, принимал особые меры предосторожности. Шестеро врачей, выписанных из-за границы, денно и нощно оберегали жизнь царя. Но это не спасло Годунова. Как-то, едва поднявшись из-за обеденного стола, он вдруг почувствовал себя плохо. Изо рта, носа и ушей у него хлынула кровь, и через два часа царь умер. Многие говорили, что от яда.

 

Смерть Бориса Годунова / К.В. Лебедев

 

Страх быть отравленным неотступно стоял за спиной и другого русского царя — императора Павла. Не одно десятилетие пребывал он в неустойчивом статусе наследника престола. Престарелая императрица-мать не скрывала своего презрения к Павлу. Почему бы ей не избавиться от нетерпеливого наследника и нелюбимого сына? Не было дня, не было часа, когда Павел позволил бы себе забыть об этой опасности.

Как-то поданный суп показался ему подозрительно сладковатым. Уж не от яда ли? И Павел не стал есть. Приказал отдать свою тарелку с супом собаке. Та через тридцать минут издохла в страшных конвульсиях. Несколько успокоился он только тогда, когда выписал из-за границы стряпуху-англичанку, которой доверял.

Мысль об отравлении преследовала и сына Павла — Александра I. Этими же опасениями вскоре заразился Аракчеев. Мрачный фаворит, наводивший ужас на всю империю, сам жил в состоянии неодолимого, постоянного страха. Куда бы ни отправлялся он, повсюду за ним вели на поводке собаку Жучку. Собака эта со столь неаристократическим именем выполняла при нем функции личного отведывателя кушаний.

«Всей России притеснитель» не прикасался к блюду, пока не видел, что Жучка, попробовав его, оставалась жива. Пребывая в этой должности, Жучке, естественно, приходилось придерживаться меню, далекого от обычных собачьих вкусов: пить, например, кофе, который хозяин, прежде, чем сделать глоток, всякий раз наливал ей из своей чашки.

Но смерть подстерегала правителя не только под крышкой соусника или в кубке с вином. Любая вещь, любой предмет, которого он касался, могли быть смертельно опасны. Один из турецких султанов имел привычку, играя в шахматы, задумчиво тереть босой ногой о валик дивана. Когда понадобилось его убить, достаточно оказалось пропитать валик особым ядом, и султан не задержался в этом мире.

 

Клеопатра испытывает яд на узниках / Александр Кабанель, 1887

 

В другом случае был подкуплен брадобрей, который согласился побрить султана отравленной бритвой. К несчастью для всех причастных к заговору, один из его участников поделился этим «хитроумным» планом со своей женой, а она рассказала об этом своему любовнику, тот протрепался по пьянке лучшему другу, лучший друг похвалился своему приятелю, который был офицером стражи. Последний донес визирю, визирь — самому султану.

Когда в положенный час брадобрей явился, султан приказал побрить его самого той бритвой, которую он приготовил для своего повелителя. Султан имел удовольствие наблюдать, как брадобрей почернел, распух и через несколько часов умер в мучениях. Если после этого случая султан проявлял повышенную осторожность во всем, что касалось бритья, то его можно было понять.

Один из сильнейших растительных ядов — никотин. Смертельная доза никотина — 30 мг, что в два раза ниже, чем смертельная доза мышьяка. Кстати, одна выкуренная сигарета оставляет в легких около 1 мг никотина.

 

Сальери всыпает яд в бокал Моцарта / М.А. Врубель, 1884

 

Никотин долгое время использовался в качестве инсектицида, пока не был признан слишком опасным. Преступники используют никотин в качестве яда уже больше двух веков. Именно благодаря этому яду возникла судебная медицина в ее нынешнем виде.

Вот и в 1850 году граф и графиня де Бокарме отравили за ужином брата графини, Густава Фуньи, наследника отцовского состояния, который успел написать в пользу графини завещание, но внезапно надумал жениться.

Муж и жена не особенно заботились о сокрытии следов: в их доме находилась химическая лаборатория, в которой были обнаружены остатки никотина, а также все необходимые средства для его производства из табачных листьев. Лицо погибшего и его одежда пострадали от едкого яда. Но отравители рассчитывали, что эти косвенные улики не позволят суду признать их — представителей высшего сословия виновными.

Следствие, однако, решило передать образцы тканей отравленного лучшему бельгийскому химику того времени — Жану Серве Стасу. В течении нескольких месяцев ученый искал способ выделить из образцов никотин и в итоге преуспел. Граф де Бокарме был казнен на гильотине 19 июля 1851 года.

 

Жан Серве Стас

 

Его жена утверждала, что действовала из страха перед супругом и была признана невиновной, а человечество получило способ обнаружения ядов растительного происхождения, который, в обновленной форме, по прежнему используется в токсикологии.

Панически боялся яда французский король Людовик XIV. Когда из кухни к королевскому столу подавали его любимую говядину, впереди блюда шествовали два телохранителя, а два других замыкали процессию. Никому другому не разрешалось даже приблизиться к блюду.

В Китае перед подачей императору любого кушанья его предварительно пробовал евнух. Кроме того, на каждом блюде и в каждой чаше лежала серебряная пластинка, с помощью которой проверялось, не отравлены ли пища и питье. Многих это спасало.

В начале 1840 года лишь немногие знали имя молодой 24-летней француженки Мари Лафарж. А через несколько месяцев оно было на устах у каждого, причем, не только в Париже, Лондоне, Берлине, Вене или Риме, но даже в Санкт-Петербурге и Нью-Йорке.

 

 

Мари Лафарж, обвиняемая в отравлении своего 30-летнего мужа Шарля Лафаржа, обрела всемирную известность. Может показаться странным, что смерть самого обыкновенного человека, каким был сам Шарль Лафарж — владелец литейной мастерской, взбудоражила весь мир. Может быть, дело в загадочной личности молодой женщины? Или в том факте, что с незапамятных времён отравительницы воспринимались окружающими как злобные, сеющие смерть колдуньи?

Причину следует искать исключительно в том, что процесс по делу Мари Лафарж позволил миру узнать о новой науке — токсикологии. Миллионы людей впервые узнали о выступающих перед судом врачах и химиках, которые пытаются вырвать у трупа тайну погубившего его яда. Новая наука, вызванная к жизни общим взлетом химии, казалась столь же таинственной, как и чреватый смертельной опасностью предмет ее исследования.

Отталкивающе-манящее впечатление, вызванное отравлением и отравительницей, наложило на новую науку своего рода жуткий глянец, притягивающий взоры всех. Наступил век научной судебной токсикологии. Но он не закончил историю отравлений.

   
  " Я прикасаясь ладонью к истории. Я прохожу по гражданской войне.
    Как же хотелось им в первопрестольную въехать однажды на белом коне!
    Не было славы, не стало и родины. Сердца не стало, а память была...
    Ваши Сиятельство, их Благородия - вместе - на Сент - Женевьев - де - буа."
   
    ( отрывок из стихотворения Роберта  Рождественского  " Кладбище под Парижем").

    
 Воскресное августовское утро 2000-го года. Я с семьей младшей дочери Инны -  у кафедрального собора Александра Невского, в Париже. Прихожан немного.   Слышится изысканная, размеренная русская речь.

          Сейчас так редко кто говорит. Сегодня ее можно услышать и то, не всегда,  на "великосветских" раутах в Москве и Санкт - Петербурге, творческих встречах с писателями, поэтами, журналистами... Дети пошли вперед, а я задержался на ступеньках собора. Мой взгляд непроизвольно сосредоточился на стройной с приятными чертами лица пожилой женщине. Во всем ее облике: походке, каждом движении и взгляде чувствовались "порода", благородство, непохожесть на нас, людей, вырвавшихся из "совкового плена".

          Одета она была в удлиненную темную юбку, поверх - в белую блузу  и светлый жакет. На ногах - мягкие, кожаные туфли.  Шею украшали золотые цепочка и крестик. На вид ей можно было дать не более семидесяти пяти лет.  Как потом выяснилось, ей было восемьдесят пять. Рядом с ней - девушка лет восемнадцати, готовая в любой момент ее поддержать и оказать помощь. " Скорее всего, внучка,"- подумал я. При более близком знакомстве выяснилось - правнучка. Но объект моего внимания никакой помощи не требовал, шла она медленно, но уверенно.

          Про себя отметил: " Вне всякого сомнения - это представительница поколения русских эмигрантов первой  волны." Захотелось узнать, кто она, как оказалась в Париже...

          Набравшись храбрости, я подошел к ней, представился и высказал свое потаенное желание "живьем" увидеть и поговорить с русскими эмигрантами первой волны. Узнав, что мой зять Сергей,  как и ее муж был связан с Французским иностранным легионом, Екатерина Сергеевна, моя собеседница, оживилась и начала свой рассказ.

          Во Францию она попала маленькой девочкой. Спасаясь от Красной Армии, ее отец, казачий полковник, с семьей поздней осенью 1920 года на французском корабле покинули  Севастополь. Хорошо помнит поспешность, с которой они уезжали, огромное скопление людей, чемоданы, баулы и много военных, оставшихся на берегу...

           Пожилая дама оказалась прекрасной рассказчицей. Поразила ее необыкновенная память, стройная хронология последующих событий в ее изложении: даты, фамилии, наиболее яркие этапы жизни. Не знаю, чем я ее расположил к себе, но она открылась мне "вся". Уже дочь,  зять и маленькая Кристина начали выходить из собора, а мы все говорили и говорили. Я знаками, незаметно, подавал сигналы, чтобы меня подождали, а сам продолжил приятную беседу.

           Старушка только несколько раз нахмурила брови, когда я попытался в наш разговор вставить наиболее значимые и интересные факты из истории Советского Союза, его достижений в науке, космонавтике, культуре, искусстве... Холодно отреагировав на мои пассажи, она, извинившись, перевела разговор на другую тему. Тем самым  давая мне понять: все, что связано с Советской Россией ее не интересует. Россия для нее "умерла" поздней осенью 1920 года, когда они уплывали на чужбину.

           Видя ее реакцию, я начал "оправдываться", заявив, что уже давно пересмотрел свои взгляды на исторические  судьбы  России и Страны Советов, решительно не приемлю     коммунистических догм и воззрений. Она смягчилась в интонации. Но все же  превозмогая утонченные воспитание и интеллигентность  заявила: "Не могу спокойно относиться ко всему  советскому, к коммунистам. Сколько они людей погубили!" И потупив взгляд, приглушенно бросила:" Ненавижу!"

           У Екатерины Сергеевны было все: радостное и безоблачное детство, мама, папа, бабушки, дедушки, ласковая няня и умные гувернеры. Свой дом в Павловском... Она хорошо помнила отца в его ладной, красивой казачьей форме. Как потом рассказывала ее мать, отец прошел русско-японскую и Первую мировую войны, был дважды ранен. Отмечен многими наградами Российской Империи.

           Большевистский переворот все разрушил. Какие-то люди в черном(балтийские матросы)разграбили и подожгли их дом, убили управляющего.  Ее семья чудом спаслась через черный выход, сев в заранее приготовленный экипаж. Мама и она долгое время прятались на хуторе в Финляндии. Отец находился в армиях Антона Деникина и барона Петра Врангеля...

           Оказавшись во Франции, семья маленькой Кати купила домик в пригороде Парижа -  Neuily -Sur- Sene. Отец поступил на службу  во Французский иностранный легион. Воевал в Марокко и Алжире. В годы Второй мировой войны сблизился с будущим Президентом Франции Шарлем де Голлем. Участвовал в движении сопротивления" Свободная Франция," дослужился до бригадного генерала. Мама давала уроки музыки на виолончели и вела домашнее хозяйство.

          В  начале 1921 года к ним, во Францию, дошли печальные, полные трагизма сообщения из Крыма: от рук "красных" погибли более сорока  тысяч офицеров и нижних чинов остатков армии П.Врангеля. Красноармейцы, под руководством Михаила Фрунзе, Белы Куна, Розалии Землячки, Георгий Пятакова,  расстреливали их, связывали колючей проволокой  по несколько человек и топили в море, подвергали пыткам и истязаниям... Зверски были замучены многие товарищи отца-боевые офицеры, проявившие мужество и героизм в Порт-Артуре, Мукдене, на полях сражений Первой мировой войны.  Причем  перед этим им была предложена "почетная" сдача в плен.  "Красные" комиссары  обещали "белым" сохранить жизнь, но свое слово не сдержали. Под " красные жернова" попали и жены офицеров, их дети, все " благородия" без разбора:  будь то врач или учитель, инженер-путеец  или  священнослужитель, всех ставили к стенке и расстреливали. Кровь лилась рекой. Отец, мать и  вся эмиграция были потрясены!

            К  удивлению, её жизнь на чужбине сложилась удачно: колледж, лицей, медицинский факультет в Сорбонне. Всю жизнь занималась любимым делом-акушерством, имела свою клинику. Двое сыновей, четверо внуков, две правнучки. Все прекрасно устроены в жизни. Сыновья, по примеру отца, служили в армии. Внуки  как и она, посвятили свою жизнь медицине. Правнучки- видят себя в большом спорте - в плавании, учатся в спортивном Вузе и успешно выступают на соревнованиях высокого уровня.

            Я горячо поблагодарил Екатерину Сергеевну за душевную беседу- откровение. Прощаясь, она попросила меня:" Будете в  России, поклонитесь  от меня  и всего  нашего семейства русским березкам. Если бы Вы знали, как мне хочется побывать в той, нашей России". Ее просьбу я выполнил.

     Фото из интернета:  Первая Мировая война. Русские офицеры. Они  бережно и со всей ответственностью подходили  к таким священным понятиям  как Родина, присяга,  офицерская честь...

-ö-ö-