Королева

сення

Она была королевой домашнего царства. Королева домашнего хозяйства. Или просто рабыня своего дома голубых кровей. Ничего сверхъестественного. Просто женщина с уставшими глазами. Домашняя. Ласковая. И совсем не одинокая. Реальная. Обычная женщина с замерзающим сердцем.
А Он был Принц. Принц романтики и фантазий. Земной Купидон. Нереальный. Мужчина с горячей душой.
Кто напророчил эту встречу? Кто толкнул их навстречу друг к другу? Кто выдумал, что это возможно, когда женщина с замерзающим сердцем встречает мужчину с горячей душой? Ведь лед от огня превращается в воду и пар.
Она впустила его в свои мысли. Для начала. И мысли стали разрастаться, мешая думать о работе, о доме, о себе. Мысли давили и мучили, мысли разбивали все ее устои на сотни осколков, мысли не давали покоя, и она.. впустила его в свою душу. Душа вначале испугалась: как это? Такой простор, а теперь извините, подвиньтесь? А потом даже очень обрадовалась. Будет с кем перекинуться парой слов. Вот так душа стала разговаривать с ним постоянно. Разговоры эти не давали Ей спать. Они сводили с ума.. Но зато Она расцвела. Его фантазии будоражили воображение. Они приводили Её в трепет. Они заставляли Её смеяться и радоваться каждому дню. Она считала минуты до встреч. Она купалась в счастье и внимании. Она замирала от одного только взгляда Его прекрасных глаз. Она плыла в море мужской заботы по воле волн. И все бы было замечательно, не будь в Её душе таких дебатов. И тогда, чтобы облегчить душу, Она.. впустила его в сердце.
А сердце, Её проверенное, надежное, ледяное сердце моментально растаяло.
Он испугался изменившегося взгляда, и стал отдаляться. Принцы романтики и фантазий живут по своим правилам. Она держалась за него, потому что, когда нет сердца, нужна опора для жизни. И даже просто для дыхания. Нужна рука, на которой можно заснуть. Нужны губы, заставляющие гореть тело и разум. Нужны глаза, отражающие всю гамму чувств.
Но он отдалялся, и она угасала, так как с каждым мгновением какая-то часть растаявшего сердца вытекала, растворяясь в болтушке-душе и в множественных мыслях.
Он отдалился и стал высматривать другой объект для романтики и фантазий. Он ждал таких же искр, таких же слов, таких же взрывов. И не дождался. Он искал таких же эмоций, такой же отдачи. Ведь принцы, если они настоящие, встретив бриллиант, всегда отличат его от подделки.
Он не нашел замены. И вернулся с повинной. От Неё осталась лишь оболочка. По привычке спорила сама с собой душа. А глаза погасли. И на их дне, в той черноте и в том мраке, он увидел пустоту на месте сердца. И он испугался. Сильно-сильно. Впервые в своей жизни. Вдруг, Ее не станет совсем??? Как же Он сможет жить без Нее? И как Он раньше думал, что быть принцем самое важное в жизни? А теперь же ясно, что нет ничего главнее Её глаз. Её улыбки. Её тепла. Почему, ну почему он не понял этого раньше????
И он, не раздумывая ни секунды, отдал Ей свое сердце. Чтобы она снова смогла ожить.

ТЭА

Есть рассказы обо мне, о моих близких, друзьях, а есть пришедшие ниоткуда.
Ясно вижу героев, следую за ними, еле успеваю записывать.



МОРЕ, ФИАЛКА


Сон был теплым, золотистым и смешным. Танюша на мгновение приоткрыла глаза и тут же зажмурилась, стараясь удержать в себе чудесное щекочущее ощущение радости. Она полежала так несколько секунд и вдруг... вспомнила!!
На лесной солнечной полянке семь гномиков стирали белье и развешивали его на веревочке. Крошечные носочки и колпачки сияли на солнце всеми цветами радуги. Глядя на эту радугу, гномики громко пищали от восторга, подпрыгивали и хохотали тоненькими голосками. Лица гномиков были очень знакомыми. Ну-ка-ну-ка... Точно! Неугомонный озорник Ванька Сушкин - головная боль всех воспитателей. Умница и послушница Олечка Колоскова, интеллигентный, аристократичный Стасик, смуглый красавец-джигит Тигранчик и другие ребята из ее любимой старшей группы.
Танюша включила настольную лампу. Не вставая с постели, протянула руку к маленькому письменному столу, оторвала от недописанного письма клочок бумаги и, торопясь, начала записывать.

Семь гномов стирали свои колпачки,
Увидишь их, если наденешь очки,
Очки-паутинки с волшебным стеклом...

Танюша задумалась - никак не подбиралась хорошая рифма к слову "стеклом". Если рифма не пришла сразу, перебирать бессмысленно - это она хорошо знала.
- Ну и Бог с ней, - подумала она и взяла первую попавшуюся:

В них стала травинка зеленым ковром!
В них стала росинка большим озерцом!
Личинка жука - страусиным яйцом!
И радугой в небо летят колпачки!
Вот это находка! Вот это очки!

Будучи музыкальным работником детского сада, Танюша постоянно собирала для своих малышей веселые песенки и даже сочиняла их сама. Вот и сейчас она быстро начертила нотный стан, представила себе весело подпрыгивающих ребят-гномиков и начала прыжком с соль первой октавы на ударную соль второй: соль-соль-ми-до-соль-до-до-си-до-ре-до.
Так, повторяем еще разочек.
Неслышно отбивая рукой пунктирный ритм незатейливой мелодии, она довольно улыбалась. Как раз то, что нужно для ее непосед.
Теперь такой же скачущий припев: до-ля-до-до-соль-до-до-си-до-ре-до. И еще раз. Чудесно.
Песенка была закончена, но уснуть не удалось. Почему-то в последнее время она стала намного меньше спать. Стоило встать ночью по какому-нибудь незначительному поводу - и сна как не бывало.
До утра оставалось еще целых четыре часа. Почитать? Или закончить письмо? Одно из множества длинных писем, переполненных страстным, непереносимым чувством. Вот уже месяц в этих письмах концентрировалось все ее невероятное, неземное счастье, обрушившееся на нее совсем недавно. Вместе с Вадимом.
Она взяла незаконченное письмо, перечитала его и порвала на мелкие клочки. Нет, письмо совершенно не выражало то, что она ощущала. Ту пронзительную нежность, что окатывала ее разбивающейся на миллионы радужных брызг морской волной, ту океаническую радость, которая рвалась из нее в виде солнечных снов, песен, стихов.
Танюша встала, накинула теплый махровый халат и тихонько, чтобы не разбудить мать, похрапывающую на узеньком диванчике у двери, пошла к книжному шкафу - за красками и ватманом.
Под мягкой беличьей кисточкой быстро оживала лесная полянка с гномиками. Рядом стояли ее ребята и весело смеялись, рассматривая гномиков сквозь прозрачные очки-паутинки. Гномики подбрасывали вверх свои разноцветные колпачки. Колпачки летели ввысь, оставляя за собой яркий радужный след в полнеба.
- Как однажды жук-звонарь голубой сломал фонарь, - шепча подсказку, Танюша поочередно обмакивала кисть в круглые коробочки с гуашью и рисовала длинную сочную радугу: красный, оранжевый, желтый, зеленый, голубой, синий, фиолетовый.
Жаль, что подсказка немножко несуразная - малыши не поймут.
Ближе к утру удалось немного вздремнуть. Ей приснился Вадим. Сильный, чуть насмешливый, упоительно нежный и обалденно красивый. Совсем такой как в жизни. Он раскрывал ей свои объятия, и она со жгучим нетерпением истосковавшейся без него души и плоти летела в эти объятия, стремительно сокращая недели, дни, часы и секунды, проведенные без него.
Вдохновленная счастливым сном, Танюша, стараясь не разбудить мать, быстренько собралась на работу, свернула в трубочку высохший рисунок и, сунув его под мышку, понеслась к почтовому ящику.
Ящик был пуст. Вадим не писал и не звонил уже почти целую неделю. Точнее, шесть, а еще точнее, пять с половиной дней. И она никак не могла понять, чем вызвано такое необычно долгое молчание.
Этот бесконечный месяц окончательно убедил ее в том, что они самые настоящие половинки единого целого, которые абсолютно не могут существовать друг без друга. На самом деле они с Вадимом догадались об этом практически сразу. Он и уезжал-то всего на несколько дней - хотел подготовить свою маму к известию об их скорой свадьбе и заодно занять у нее недостающие деньги на обмен маленькой Танюшиной квартиры на бóльшую.
Будущая Танина свекровь патологически любила сына и мечтала лишь о том, чтобы он всю жизнь был рядом с ней. Его сообщение о женитьбе и предстоящем переезде в другой город уложило ее на больничную койку. Вадим дежурил в больнице днями и ночами, но каждый день находил время для коротеньких телефонных разговоров и простых, но таких важных слов.
- Ты меня любишь? - музыкой отзывался в ее сердце любимый голос.
- Люблю, скучаю, тоскую, больше не могу! - плакала она в трубку счастливыми слезами.
- Я тоже тебя люблю, - на этих словах мелодия ее сердца набирала силу, ширилась и возносилась к небу торжественным завершающим аккордом. Потому что в этом месте он обычно клал трубку.
Слушая коротенькие гудки отбоя в телефонной трубке, она долго смотрела в окно и продолжала неслышный разговор, в котором слова ничего не значат и значат так много.
В последний раз он сообщил ей, что матери необходимо какое-то чудовищно дорогое сверхдефицитное лекарство. За этим лекарством необходимо было ехать то ли в Европу, то ли еще куда-то - она толком не поняла. Мать находилась без сознания, следовательно, деньги с ее сберкнижки снять невозможно. Нужны были деньги на авиабилет - туда и обратно - и на запас лекарства. Таня сразу же выслала все, что у нее имелось, а имелось немало - три четверти суммы, необходимой на обмен их с матерью однокомнатной квартиры на двухкомнатную, где они все вместе собирались жить после свадьбы.
Танюша почти бежала вдоль набережной, поглядывая на грязно-серую поверхность небольшой реки, и думала о том, что, наверное, в той западноевропейской стране, куда улетел за лекарством Вадим, нелетная погода, и он, бедняга, сидит в чужом аэропорту и не знает, как ей позвонить.
Тусклая речная поверхность сменилась в ее воображении сверкающей морской водой чудесного, нереально глубокого, синего цвета. В прошлом году они с мамой взяли и поехали на море. Словно чувствовали, что это их последний отпуск вдвоем. Безжалостно оттяпали изрядную часть от давно собираемой на двухкомнатную квартиру суммы и уехали. И правильно сделали. Было здорово!
- Куда она денется, эта квартира, - успокаивали они себя. - Нам и в этой неплохо.
Им действительно было неплохо. Но появление Вадима все изменило. Стало очень тяжело. Это продолжалось почти три месяца, до самого его отъезда.
- Море, фиалка, огонь, апельсин, - вдруг зашевелились внутри неведомо откуда взявшиеся слова.
- Солнце, трава и небесная синь! - удивленно выдохнула Танюша.
Все точно! Самая настоящая радуга! Но почему слова начинаются с синего моря, а не с красного огня? Ведь первый из цветов радуги - красный.
Она на секунду остановилась и поняла:
Да ведь это же звукоряд, музыкальная гамма! Нота "до" - синяя, глубокая, как море. "Ре" тоже глубокая, но фиолетовая. За ней идет яркая огненная "ми", оранжевая "фа", солнечная "соль", зеленая "ля" и голубая, как небо, "си"!
- Класс! - как выражаются ее ребята.
Танюша еще раз повторила про себя, чтобы не забыть, радужные слова, взглянула на часы и побежала быстрее.
Дети встретили ее радостными воплями. Под неодобрительными взглядами воспитательницы и заведующей, неожиданно заявившейся на занятие с проверкой, Танюша, как всегда, по очереди обняла каждого и повесила на стену свое творение.
Дети с любопытством рассматривали рисунок.
Танюша села за старенькое пианино и запела. Про гномиков, про очки-паутинки и про радугу из колпачков. Закончив песенку, она проскандировала радужные слова, одновременно показывая каждый цвет на рисунке. Дети поняли мгновенно.
Раздав им деревянные ксилофончики - пришлось покупать на свои, заведующая возражала, ссылаясь на отсутствие денег, - Танюша рассказала про синюю морскую "до", фиалково-фиолетовую "ре", огненно-красную "ми", апельсинно-оранжевую "фа" и другие ноты и еще раз спела с ними песенку. Ребята вдохновенно дубасили палочками по деревянным клавишам и с блестящими глазами выкрикивали радужные слова: МОРЕ! ФИАЛКА! ОГОНЬ! АПЕЛЬСИН!
На этом месте заведующая, не глядя на Танюшу, вышла из группы, раздраженно бросив на ходу:
- После занятия зайдите ко мне в кабинет.
Попрощавшись с ребятами специальной песенкой, тоже собственного сочинения, Танюша поплелась в кабинет заведующей. Ничего хорошего от этого визита она не ждала.
- Ну, вот что, милая моя, - с ненавистью процедила заведующая, - мне на-до-е-ла ваша отсебятина. Радуга у нее, видите ли, начинается с синего цвета!
- Но ведь на рисунке-то она начиналась с красного, - попыталась объяснить Танюша. - Это до-мажорная гамма начинается с синего, потому что нота "до" - темно-синего цвета.
- И ваши безграмотные стишки мне тоже надоели! - заведующая ничего не хотела слышать. - Неужели вам неизвестно, что слова "страусиный" не существует?!
- Как это? - удивилась Танюша.
Заведующая молча подошла к книжной полке, сняла с нее толстый замусоленный орфографический словарь, открыла страницу, заложенную бумажкой, и сунула его Тане в руки.
- "Страусовый", - прочла Танюша с ударением на первом слоге.
Закрыв книгу, она машинально отметила, что словарю, как и ей самой, уже хорошо за тридцать, и предложила:
- Тогда пусть будет "лебединое".
- Что-что? - не поняла заведующая.
- Пусть будет не страусиное яйцо, а лебединое. Какая разница?
Ей показалось, что заведующая чем-то сильно укололась. Она подскочила на стуле и закричала:
- Вы уволены! За профессиональное несоответствие! Ясно вам это?! Вон из моего кабинета!!
Таня опять же машинально отметила, что под конец заведующая вдруг заговорила стихами, и вышла в коридор. За дверью стояла улыбающаяся воспитательница старшей группы. Подслушивала. И не считала нужным это скрывать.
Уже на улице Таня вспомнила, что забыла забрать рисунок, но возвращаться не стала. Почему-то ее сильно тошнило - с утра поесть не успела. Перед глазами носилась какая-то мошкара, в голове гудело. Густая чернота внезапно накрыла ее с головой, и все исчезло.
Очнулась она в машине скорой помощи. Над ней склонился врач, немного похожий на Вадима. Таня опустила глаза, увидела свою расстегнутую кофточку, голую грудь и застеснялась.
В приемном покое ее долго расспрашивала хмурая невыспавшаяся врачиха.
- Задержки месячных не было? - спросила она.
- Не помню, - ответила Таня и внутренне ахнула.
Врачиха велела ей переодеться в больничный халат и послала ее к гинекологу - большому, еще нестарому мужчине с огромными веснушчатыми руками, поросшими рыжими волосами.
Если бы не больничный халат и не санитарка, оставшаяся караулить у дверей кабинета, Танюша непременно сбежала бы. Но пришлось пройти и это.
- Восемь недель, - сказал врач и кивнул стоявшей рядом пожилой медсестре.
Пока та брала разнообразные анализы, врач заполнял карту, задавая Тане вопросы. Она отвечала, с трудом заставляя себя сосредоточиться.
- Данные отца ребенка, - спросил врач.
Таня назвала имя, отчество, фамилию и дату рождения Вадима.
- Адрес?
Она вспыхнула и повторила свой. Как-то так получилось, что не успела спросить.
Ее отпустили к вечеру. Мать переволновалась, даже руки дрожали.
- Вадим не звонил? - спросила Таня и увидела ответ в сочувственном взгляде матери.
На следующий день она отнесла в отдел кадров справку о своей беременности, и вопрос об увольнении отпал. Нет худа без добра.
А впрочем, какое еще худо? Она шла домой и представляла себе, как обрадуется Вадим, какие ласковые слова начнет ей шептать, как будет беспокоиться о ней - ведь не такая уж молодая для первых родов.
- Он звонил, - неуверенно сказала мать.
Что-то в ее лице насторожило Таню. Она начала задыхаться от волнения. Мать испугалась, забегала, засуетилась, уложила ее в кровать.
Вопрос никак не хотел сходить с языка, но Таня пересилила себя и спросила.
- Он попросил прощения, - мать испуганно поглядела на нее и бросилась обнимать, укрывать, утешать, защищать.
Она бормотала какие-то ничего не значащие слова, но вдруг взяла себя в руки, села рядом с Таней и сказала очень тихо и внятно.
- Люди, доченька, всегда уходят, а любовь остается. Ты не серчай на него. Люби, как прежде. А жизнь сама все расставит по местам.
Таня не плакала. Смотрела на мать внимательно и серьезно.
- Жаль, квартиру не купили, - неожиданно улыбнулась она. - Куда же мы теперь кроватку поставим, а мам?
Не веря своему счастью, мать закрыла обеими руками рот, борясь с нахлынувшими чувствами, потом облегченно вздохнула и... заплакала навзрыд.
Таня ласково гладила ее седые волосы и вполголоса отвечала сама себе.
- Не пропадем. Будет у нас с тобой мужичок-с-ноготок. Будем петь ему песни и рассказывать сказки, правда, мам? А потом покажем ему море. И радугу.
- Правда, доченька, - согласно кивала мать. - Главное, что у тебя все в порядке. И у ребеночка.
Ночью она подошла к Таниной постели.Та спала с чуть заметной улыбкой на губах.
- Ишь ты! Не иначе cвоего мужичка-с-ноготок во сне увидала, - довольно подумала мать. - Что же ей сказать, если она начнет расспрашивать о Вадиме?
Она долго ворочалась на стареньком продавленном диванчике и никак не могла придумать ничего убедительного. Разве повернется язык объяснить дочери, что он и не собирался звонить? И никогда не позвонит.
Но Таня ни о чем не спросила - ни на следующий день, ни потом.


(Рассказ опубликован в киевском журнале "Единственная")