«Самое примечательное событие происходило каждую неделю, когда на Балтике появлялся SR-71.
А еще это было самым большим разочарованием, потому что, как наши пилоты ни старались достичь нужной высоты и скорости, все, что им оставалось – это увидеть маленькую точку, мелькнувшую вдали.
Единственным способом добиться успеха была фронтальная атака.
Появление SR-71 мы могли предсказать примерно за час до того, как он физически оказывался в пределах нашей досягаемости. Они всегда входили в Балтийское море в одной и той же точке под кодовым именем Кодон, расположенной в 80 км южнее Копенгагена, и курсом около 90 градусов.
Обычной реакцией на это был запуск пары перехватчиков JA-37, которые находились на дежурстве на базах Ангехольм, Роннеби или Норчеппинг. Самой лучшей точкой была база Роннеби, поскольку находилась в 50 км к юго-востоку от Готланда.
Балтийский маршрут SR-71 был одним и тем же.
Он всегда оставался в международном пространстве, и сначала огибал побережье Польши и Калининградскую область, а затем ложился на курс 15 градусов.
Мы часто видели на радаре, как на его перехват в этой зоне поднимались Су-15 и МиГ-23, но сильно сомневаюсь, что попытки были успешными. По крайней мере, на экране они выглядели безобидными.
Затем он следовал в точку примерно в 60 км к западу от острова Сааремаа и оттуда делал длинный плавный поворот влево, что приводило его на курс примерно 190. Затем он проходил между островами Готланд и Оланд, и это всегда производило впечатление на нас, поскольку международный коридор между островами был всего 2 мили в ширину.
Вот тут-то наши пилоты и тренировались.
Оказавшись в 75 км к юго-востоку от побережья, SR-71 поворачивал на 235 градусов и выходил из зоны Балтийского моря в той же точке, через которую заходил.
Вся петля против часовой стрелки занимала примерно 30 минут».

«В 80-х я служил во 2-й эскадрилье Blue Marlins 13-го истребительного крыла, на базе Bravalla.
У нас уже была цифровая линия связи с Air Defence Centre, следующей задачей было наладить ее между истребителями, что мы и сделали в 1981 году. Объединив ее с допплеровским радаром PS46 и ракетами Skyflash, истребитель Viggen JA37 получал значительно улучшенные возможности.
На многофункциональном дисплее, наряду с картой местности, пилот мог видеть дружественные и чужие самолеты, позиции зенитных ракет и многое другое, причем информация постоянно обновлялась, как со стороны наземной службы управления полетами, так и со стороны других самолетов.
Когда мне удался первый в шведских ВВС перехват SR-71, наша цель уже возвращалась после облета советских границ и находилась на курсе, который привел бы ее в зазор между островами Готланд и Оланд.
По указанию с земли я занял позицию, которая привела бы меня к цели под углом 180 градусов.
На высоте 8 000 м я ускорился до 1,3 М, потом постепенно до 2 М и вышел на эшелон между 18 000 и 20 000 метров. Все параметры были у меня на дисплее.
Радар обнаружения цели работал на максимальном радиусе и немедленно захватил цель, и я произвел условный пуск ракет.
SR-71 был на высоте 21 500, двигаясь со скоростью 2,98 М.
Скорость сближения была невероятно большой, где-то между 4,5–5 М.
Я засек его и визуально.
В целом у меня было пять удачных перехватов.
В январе 1986 я был ведущим звена, мы получили данные по перехвату сразу после взлета, и все трое из нас смогли произвести условный пуск».

«Почти каждый раз, когда SR-71 уже направлялся к точке выхода, с аэродрома Finow-Eberswalde в Восточной Германии поднимался одинокий МиГ-25ПД.
К точке выхода SR-71 подходил на высоте 21 900, и этот МиГ часто оказывался позади него на высоте 19 200, в левом повороте и на дистанции около 2 миль.
После этого он заканчивал поворот, снижался и уходил на свой аэродром.
Очень может быть, что он симулировал атаку с задней полусферы».

«Очень интересно, что, судя по воспоминаниям Рольфа, атака этого одиночного МиГа заканчивалась всегда на одной и той же высоте и дистанции.
Очень может быть, что это были параметры уверенного захвата цели, и, возможно, что МиГ выпустил бы свои ракеты, если бы ему поступила такая команда».

«Мы только что закончили наш пробег вдоль побережья Литвы, Латвии и Эстонии и были в нескольких секундах от поворота на новый курс, который увел бы нас от советского берега. Я считал секунды, потому что если автопилот откажет, то нам придется поворачивать вручную, иначе мы практически мгновенно окажемся нарушителями границы.
Я считал 5… 4… 3, и на этом отсчете взорвался наш правый двигатель.
Нам пришлось резко уменьшить скорость, иначе сильный поток встречного воздуха на сверхзвуковой скорости попадет в компрессор левого двигателя, что вызовет снижение мощности, а рули станут неэффективными.
На одном двигателе мы не могли делать 3 М, что резко увеличивало расход топлива, и была еще одна проблема: взрыв вызвал отключение обоих генераторов, это вызвало снижение давления в кабинах, и наши костюмы надулись, чтобы это скомпенсировать.
В результате мы могли еле двигаться. Самолет провалился на 40 000 футов и там выровнялся.
Костюмы сдулись, нам стало легче, и мы решили направиться к Готланду, где могли бы приземлиться.
К тому же мы надеялись, что шведы наверняка будут обращаться с нами лучше, чем русские. Мы также решили включить транспордер, чтобы привлечь внимание шведов.
Хотя это также наверняка привлекло бы внимание русских, но все же я считаю, что это было самое лучшее решение в тот день.
Мы снизились до 25 000 футов и сбросили скорость до 380 узлов, и надеялись, что доберемся до ближайшего аэродрома.
До Милденхолла в Англии нам бы не хватило топлива, а воздушный танкер не успел бы вовремя.
Затем мы увидели две точки, приближающиеся слева, то есть именно с той стороны, где была советская территория. Мы решили, что если заметим пуск ракет, то сразу катапультируемся.
Не самый лучший план, но особого выбора не было.
Но, когда точки приблизились, мы поняли, что это шведские истребители».

«Внезапно SR-71 появился из облаков, и он летел медленно и низко.
Мы сразу поняли, что с ним не все в порядке.
Приблизившись, мы отметили, что один из его двух двигателей не работает.
Мы решили сопровождать его, в основном для того, что если летчики решат прыгать, то мы смогли бы отметить это место».

«Хотя нас и сопроводили до дружественной территории, худшее еще было впереди.
До базы в Англии нам не хватало топлива, и мы были вынуждены садиться на аэродроме Нордхольтц в Западной Германии.
Взрыв двигателя лишил нас запасов гидравлики, а это означало отсутствие тормозов и способности рулить.
К нашему прибытию база перекрыла все дороги в окрестности, опасаясь, что мы выкатимся за пределы летного поля.
К счастью для всех, в гидравлической системе сохранились какие-то остатки жидкости, которых хватило на одно-единственное срабатывание тормозов.
Мы остановились за несколько метров до конца полосы».

«31 января 1986 года я заступил на боевое дежурство.
Примерно в 11:00 поступил сигнал о вылете на перехват SR-71.
Сначала прозвенел пронзительный звонок, а затем объявление по громкоговорящей связи.
Появление SR-71 всегда сопровождалось нервозностью, все начинали бегать, суетиться и реагировать чересчур эмоционально.
Я побежал одевать свой гермошлем и летную куртку с подвесной системой, а затем пробежал 60 м до самолета.
В тот день я летал не со своим обычным оператором вооружения, а с Алексеем Паршиным, оператором эскадрильи.
Когда я сел в кресло и пристегнулся, лампочки готовности навигационной системы уже загорелись. Я нажал кнопку запуска двигателя, сообщил о готовности на командный пост и тут же получил указание выруливать на стартовую позицию.
Там мы оставались примерно пять минут, а мой оператор «читал молитву» – так мы называли предполетный чеклист.
После команды на взлет мы включили форсаж и взлетели.
Взлетная скорость была 360 км/час. Не выключая форсаж, мы продолжали набирать высоту с креном примерно 60 градусов и легли на курс 100. На 8 000 м мы перешли в горизонтальный полет и пересекли звуковой барьер.
Здесь нас стала наводить станция «Гремлиха».
Мы продолжали ускоряться и набирать высоту, и на 16 000 у нас было уже 2,3 М, после чего мы повернули на боевой курс 360 градусов.
Оператор выдвинул и включил «ОМБ», и через пять секунд цель была захвачена, а на индикаторе на лобовом стекле появилась зона поражения.
Приятный женский голос в наушниках объявил «Атака».
SR-71 шел на возвратном курсе, с востока на запад.
Как обычно, мы начали прицеливание на высоте 16 000, постепенно выходя на 18 900.
Сблизившись до 60 км, я заметил инверсионный след от SR-71 на пересекающемся курсе.
Я сообщил пеленг своему оператору, чтобы он тоже посмотрел. Инверсионный след на высоте 22–23 км можно увидеть очень редко, но в этот день была великолепная погода.
Я прошел под шпионом, он был на 3 000–4 000 м выше нас, и я даже смог увидеть его черный силуэт.
SR-71 летел над океаном, осторожно держась на расстоянии 60 км от береговой черты.
Я сообщил на командный пост, что мы разрываем контакт, и выключил форсаж.
Мы были в воздухе (к этому моменту) 15 мин 40 сек.
«Черный дрозд» летел обычным маршрутом над нейтральными водами, так что дальше преследовать его не было смысла.
Станция наведения дала нам курс на аэродром, мы снизились до 15 000, замедлились до 1,6 М, перешли в горизонтальный полет и включили секундомер.
Это была так называемая «зона охлаждения фонаря».
На скорости выше 2 М обшивка, включая фонарь, разогревалась до 800 градусов, и если не выдержать этот режим, фонарь мог потрескаться и даже разрушиться.
Далее мы снижались и замедлялись в обычном режиме, и без происшествия приземлились.
Весь полет продолжался 54 минуты.
Пока мы были на боевом курсе, запасной экипаж находился в самолете с работающими двигателями.
Это был единственный раз из моих 14 перехватов, когда я видел SR-71 собственными глазами».

«Целями наших разведывательных полетов над Баренцевым морем был сбор информации.
Мы летали по кромке территориальных вод СССР до полуострова Канин.
Мы очень гордились этими заданиями. Мы знали, что СССР был потенциальным врагом свободного мира, и приглядывать за его военной активностью было очень важной задачей.
Нам давали маршрут и цели для наших камер и сенсоров, но нам никогда не говорили, какое именно из наших разведывательных агентств интересуется этими вещами.
Думаю, что основной интерес представляли изображения субмарин в портах и ракеты с ядерными боеголовками, которые в них загружали.
Вдобавок мы записывали все виды электромагнитного излучения на нашем маршруте.
Рейс начинался от базы Mildenehall в Англии. Наши экипажи находились там на 6-недельной основе, и мы летали не только в Баренцево море, но и другие районы.
Взлет происходил с половинной нагрузкой и минимальным запасом топлива, после чего мы сразу встречались с танкером и дозаправлялись».

Происходило это на высоте 25 000 футов.
Наши УКВ рации были зашифрованы и давали нам автоматический пеленг и дистанцию без необходимости голосового обмена.
После стыковки мы могли общаться с экипажем танкера по внутренней переговорной системе.
Дозаправка требовала большого внимания и тщательности, особенно в условиях сильной турбулентности. По мере наполнения танков мы приближались к «моменту сваливания» при полной загрузке, так что приходилось осторожно работать с тягой двигателей.
После заправки мы переходили на сверхзвук.
Для этого мы поднимались на 33 000 футов при скорости 0,9 М и начинали аккуратное снижение. Было небольшое сопротивление при подходе к 1 М, а затем ты внезапно перешагивал барьер.
Самолет был спроектирован для непрерывного полета на сверхзвуке, поэтому никаких шумов или вибрации не ощущалось.
Выровнявшись на 30 000, мне нравилось глянуть в перископ на наш инверсионный след, который выглядел как американские горки.
Затем мы поворачивали на север, забирались на 71 000 и разгонялись до 3 М.
У северо-восточного побережья Норвегии мы опять снижались для второй дозаправки, этот район у нас неофициально назывался «Северный викинг».

После дозаправки мы опять направлялись на север, постепенно достигая 71 000 футов и 3 М, следуя вдоль побережья Норвегии до ее крайней северной точки, и затем поворачивали на восток.
Самолет был рассчитан на самый экономичный режим при скорости 3,2 М и большой высоте, но наши миссии в Баренцевом море ограничены скоростью 3 М и максимальным креном 32 градуса.
Радиус поворота на такой скорости и при таком крене был около 80 миль, а поворот на 90 градусов происходил почти за 4 минуты.
Когда начинался сбор информации, мы всегда включали автопилот, чтобы держать самолет как можно ровнее. Автопилот был запрограммирован поддерживать некоторый минимальный тангаж, поэтому я постоянно корректировал его маленьким штурвальчиком на правой панели и острожными движениями регулятора тяги. В то время автопилоты не имели возможности поддерживать точную скорость.
Точки маршрута и точки включения аппаратуры загружались в автопилот на земле с помощью магнитной ленты. В полете автопилот получал данные от астро-инерциальной навигационной системы и держал курс очень точно.
В случае отказа я мог поддерживать курс вручную, удерживая индикатор отклонения в центре заданной полосы на индикаторе, но случалось это крайне редко.
Системы GPS в то время не было, но у нас был небольшой телескоп за креслом оператора разведывательного оборудования (RSO), который автоматически отслеживал нужные звезды и давал поправки для астро-навигационной системы.

Полеты над Баренцевым морем были особенно интересны тем, что оно находится за полярным кругом.
Никогда не забуду мое первое появление в этом месте в декабре 1984 года. Мы только что обогнули самый северный выступ Норвегии на широте 72 градуса, направляясь на восток, и тут я повернул голову на 90 градусов влево и посмотрел точно на север.
В зловещих декабрьских сумерках я с огромным удивлением увидел Луну, находящуюся чуть выше горизонта.
Прожив большую часть жизни в относительно низких широтах, я твердо знал, что Луна появляется на востоке.
Естественно, я подумал: это что же, там восток?
Значит, мы летим на юг, прямо в Россию?
Мой магнитный компас показывал всего 15-градусное отклонение от курса, чему я был очень рад.
Но все же, чтобы быть полностью уверенным, я спросил Стива, моего RSO, видит ли он нужные звезды.
Тот ответил утвердительно, и я успокоился.
Лишь позднее, вновь обдумывая это, я понял, что в декабре земная ось отклоняется от направления на Солнце и склоняется к Луне, и в совокупности с высокой географической широтой и нашей высотой в 73 000 футов я смог заглянуть через макушку Земли и увидеть Луну на другой стороне.
Хотя Баренцево море почти целиком находится за полярным кругом, даже в декабре мы с большой высоты часто могли увидеть солнце прямо над горизонтом.
Наш маршрут часто вынуждал нас пересекать линию терминатора, а однажды в конце декабря мы пересекли терминатор шесть раз, почти непрерывно наблюдая закаты и восходы.

Один из полетов особенно запомнился, потому что мы встретили МиГ-31.
Все наши полеты были засекречены, поэтому я не делал никаких записей, и не могу сейчас с уверенностью вспомнить день, когда это произошло.
Однако я уверен, что оператором RSO был Curt Osterheld, а мы с ним сделали только два тура в Милденхолл, так что эта встреча должна была быть в период 25.08.1986 – 08.10.1986 или 14.04.1987 – 07.05.1987.
Думаю, что это был последний полет нашего первого тура, а записи в летной книжке показывают, что у нас был 4-часовой вылет 6 октября 1986.

В тот памятный день мы закончили первый проход вдоль побережья СССР около Мурманска и повернули на 90 градусов влево, прямо на север.
Примерно через минуту полета в северном направлении мы развернулись на 180 градусов и понеслись на юг, к русским берегам.
Высота была около 75 000 футов. С такой высоты мы могли наблюдать район в 335 миль диаметром и видеть слегка искривленную земную поверхность.
Далеко впереди, возможно на дистанции 100 миль, я заметил длинный ярко-белый инверсионный след, тянувшийся к нам, но намного ниже.
Я знал, что это должен быть советский истребитель, возможно МиГ-31, самый новый перехватчик у русских в тот момент.
Я поднял перископ, взглянул назад и увидел, что мы тоже оставляем хорошо заметный след, и понял, что русский тоже видит нас.
Поскольку мы летали постоянными маршрутами, то русские отлично знали точку, где мы повернем на 90 градусов вправо и отправимся на запад вдоль побережья.
Я представлял, что русский пилот должен быть похож на нас, с любовью к авиации и изо всех сил старающимся стать самым лучшим в своем деле.
Я также осознавал, что он имеет приказ стрелять, если я запоздаю с поворотом и скользну внутрь русских границ, и что для него нет ничего лучше, чем выпустить ракеты по SR-71.

Я верил, что он не будет стрелять, пока мы находимся на нашем обычном маршруте в нейтральном пространстве, но также понимал, что он или его наземная станция наведения могут сделать ошибку в определении нашего местоположения и решить, что мы находимся ближе, чем в действительности.
В 80-х годах мы не особенно волновались насчет ракет, полагаясь на нашу скорость и высоту.
Из моего опыта предыдущих полетов на F-4 я знал, что МиГ-31 имеет проблемы с маневренностью на больших высотах, и ему будет трудно рассчитать треугольник пуска.
Мы также полагали, что ракета «воздух-воздух» на такой высоте и в разреженном воздухе будет иметь проблемы с маневренностью и дальностью.
Для ракет с радиолокационной головкой самонаведения будет представлять проблему наша малая отражающая поверхность, к тому же у нас были возможности ставить помехи.
Я понимал, что наш инверсионный след поможет ему выбрать правильное направление, и ракеты с тепловой головкой могут нас захватить.
Защитных средств вроде тепловых ловушек у нас не было, но мы, опять-таки, полагались на нашу скорость и высоту.
Я решил, что буду лететь прежним курсом.

Этот полет навстречу друг другу на сверхзвуковой скорости напомнил мне двух рыцарей, галопом несущихся друг на друга, вот только у нас не было оружия.
Чтобы уцелеть, мы рассчитывали на точность наших навигационных приборов, удерживающих нас за пределами русских границ, а это не давало возможности выпустить по нам ракету.
В случае если такое все же произойдет, мы рассчитывали на способности нашего самолета.

Инверсионный след истребителя продолжал тянуться прямо к нам, но гораздо ниже.
Я прямо ощущал, как он старается разогнаться, чтобы выскочить на одну с нами высоту, и смотрел на индикатор, отсчитывающий дистанцию до поворота.
Каждые две секунды дистанция уменьшалась на милю.
Как всегда, я был готов начать поворот вручную, если автопилот по какой-то причине откажется это делать, но и в этот раз он послушно повернул в заданной точке на 90 вправо.
Поворот был запрограммирован с креном 32 градуса.
Я внимательно наблюдал за приборами, готовый среагировать на любую неисправность, и одновременно часто поворачивал голову, наблюдая за истребителем.
По инверсионному следу я определил, что он круто пошел вверх и прямо на нас.
Примерно через минуту после начала поворота я увидел внизу, в направлении на 7 часов, серый силуэт истребителя в верхней точке его прыжка.
Мы все еще были с креном 32 градуса вправо, но я его видел как очень большую точку.
Я не мог заметить никаких особенностей вроде двойного киля, но, исходя из своего опыта перехватов на F-4, могу сказать, что минимальная дистанция до истребителя была около 8 миль, а его высота, пожалуй, была где-то 65 000 футов – то есть примерно на 10 000 ниже нас.
Похоже, что в этой точке он потерял скорость, его нос опустился ниже горизонта, и он пошел вниз.

В течение трех лет моих полетов на разведывательные миссии я часто видел внизу инверсионные следы потенциально враждебных самолетов.
Но лишь в тот день, далеко за полярным кругом, над Баренцевым морем, я увидел металлический корпус, хотя и едва заметный, да и то только потому, что наш маршрут был полностью предсказуемым».

Вождь оттавов сумел объединить в борьбе против колонизаторов десятки североамериканских индейских племен от океана до Миссисипи, от канадских рек по Джорджию. Поэтому как индейцы, так и их враги по праву называли этого вождя Понтиаком-освободителем. Но ему удалось не только сплотить нередко враждебные друг другу племена, но и своим чрезвычайным военным талантом стать примером для других героев индейских войн. Понтиак разработал точный тактический и даже стратегический план индейской войны и первым в индейской Северной Америке изобрел способ осады вражеских крепостей - боевые действия, которые ранее были столь несвойственны военному мышлению индейцев...
Не будем забегать вперед. Пока еще царит мир. Роджерс отбывает в свой форт. Понтиак возвращается в свое оттавское поселение, а генерал Амхерст, главнокомандующий британскими силами, «освободитель» французского Монреаля, отъезжает в Нью-Йорк. Только французские канадцы, судя по всему, тайно собираются оживить борьбу с англичанами, активно ищут поддержки своих бывших союзников — индейцев.
Индейские племена (например, делавары) охотно принимают тайных эмиссаров. С большим интересом к сообщениям о готовящемся восстании американских французов прислушивается Понтиак. Естественно, Понтиак выходит на тропу войны против англичан не потому, что хочет восстановить французские колонии в Северной Америке, а скорее из-за опасения, что североамериканские английские поселения излишне укрепятся. Пока сражались англичане с французами, пока, определенное влияние в Северной Америке имели испанцы, голландцы и даже шведы, разобщенным племенам индейцев противостояли столь же разобщенные европейские поселения. Захват востока Северной Америки не продвинулся дальше границ нынешних штатов Западная Вирджиния, Пенсильвания, Нью-Йорк и Коннектикут. Но перед глазами дальновидного Понтиака стала все чаще возникать картина непрерывной английской границы от реки Св. Лаврентия на севере до Джорджии на юге. А перед этой границей в шахматном порядке расположились форты, железный вал, предполье, которые были щитом английских поселений, скрытых за ними, и одновременно мечом, направленным в глубину, в сердце североамериканской части индейского континента.
Однако удобный момент для начала великой всенародной войны Понтиак упустил. В 1771 году к оттавам прибыли Киашута и Тиханадорис, посланцы ирокезской лиги народов, и передали Понтиаку красный военный вампун. Это был призыв к восстанию против англичан.
Призыв, который доставили представители самого сильного союза индейцев, Понтиак пока не поддержал. Он все еще придерживался неписаного соглашения, заключенного не так давно с ньюхемпширским рейнджером.

Предпосылки для восстания индейцев

Прошел год, и Понтиак свои взгляды изменил. Пенн когда-то от имени белых поселенцев пообещал пенсильванским индейцам, что никогда не перейдет горы. Но белые вторглись и в долины Огайо, а от Огайо до оттавов и их союзников (до нынешнего Мичигана и Иллинойса) было рукой подать. Теперь уже Понтиак не сомневался, он сам начал готовиться к войне.
Понтиак посетил десятки племен и у ритуальных костров убеждал их в необходимости сплотиться. Понтиак привлек на свою сторону большинство племен. Но воины Ирокезской лиги, которых Понтиак обидел в свое время, отказавшись принять красные вампуны, не пошли за оттавами.


Вождей Понтиак ознакомил с основными пунктами своего плана. Понтиак исходил из того, что английские колонии, которые еще не продвинулись слишком далеко в глубь индейской территории, защищает разорванная сеть выдвинутых вперед фортов — своего рода «линия Мажино». Стратегический план Понтиака предусматривал, что на первом этапе объединенные индейские отряды захватят все эти форты и таким образом будет очищено предполье колоний. На втором этапе индейцы должны были начать продвижение на восток по территории колоний, выбивали бы англичан и сбрасывали их в воды Атлантики.
Это был сложный план. От наиболее продвинутого вперед форта Эдвард Аугустус, который англичане построили в нынешнем Висконсине, до моря было свыше тысячи километров. На этой огромной территории проживали десятки племен, многие из которых совсем недавно открыто враждовали друг с другом. Связи между собой они не поддерживали, как, впрочем, и английские форты.
По плану Понтиака в заранее определенный день десятки индейских племен должны были одновременно нанести удар по отдельным укреплениям и захватить их. Понтиак, знавший военную силу своих врагов, не хотел напрасно проливать кровь индейцев. Он приказал брать укрепления и форты так: если можно, выманивать гарнизоны за стены фортов и там их обезвреживать; или, наоборот, под любым предлогом проникать внутрь фортов и там наносить удар.

Взятие английских фортов

Форты были распределены между племенами. Детройт, самый укрепленный форт, стратегическое положение которого между тремя Великими озерами имело ключевое значение, Понтиак оставил за собой и оттавами.
Тем временем Роджерса в Детройте сменил капитан Кемпбелл, друживший с индейцами. Он часто приглашал их внутрь форта, чтобы «показать танцы». Командиром гарнизона стал майор Глэдвайн. Впоследствии Глэдваин возглавил все бои с Понтиаком.
Дела Понтиака по подготовке этого первого общеиндеиского восстания в Северной Америке шли успешно. Весной 1763 года подготовка была закончена, и Понтиак теперь ожидал помощи от французов. На их сторону перешли и испанцы. Поэтому Понтиак рассчитывал, что его генеральное наступление на британские колонии поддержат и французская Луизиана, и испанская Флорида.
Французских друзей в Луизиане он подбадривал сведениями о силе своего войска. Таким же образом поддерживался и боевой дух индейских воинов. Нашелся помощник — у делаваров в это время объявился новый пророк (имя его в истории не сохранилось), который, как и Попе в свое время, призывал вернуться к доевропейскому образу жизни начать войну с иноземцами. От имени богов, от имени самого Хозяина жизни он требовал изгнания англичан из Америки. Пророк, как он утверждал, долго искал священный путь к Хозяину жизни и однажды покинул землю, а через восемь дней дошел до Создателя. Потом, после «возвращения на землю», он передал делаварам волю Хозяина жизни. Приказ Создателя передавался из уст в уста и наконец дошел до Понтиака.


На последнем военном совете 27 апреля 1763 года Понтиак повторил слова Хозяина жизни: «Я создал небеса и землю, деревья и озера, реки и людей, все, что вы видите и имеете на земле. И эту землю, на которой вы живете, я создал для вас, а не для других… Я не люблю их (англичан). Они не признают меня, это мои враги и враги ваших братьев… Не воюйте более между собой… А выгоните со своей земли этих псов в одеждах из красного сукна (английских солдат), которые думают лишь о том, как сделать вам хуже. Я говорю вам — гоните их обратно на землю, которую я создал для них. Пусть возвращаются туда, откуда пришли».
Индейский Создатель сказал также пророку, что его врагами являются только англичане. Французы, мол, обращаются с его детьми-индейцами хорошо, поэтому и они относятся к числу детей «Хозяина жизни».
Понтиак выступал с пророчествами перед участниками этого последнего совета почти всю ночь. Воины слушали, сердца и глаза их воспламенялись. К утру, когда Понтиак заканчивал, среди представителей многих племен не осталось ни одного, кто бы не мечтал исполнить волю Хозяина жизни.
Но оставим на время Детройт, который собирается атаковать сам Понтиак, и посмотрим, как другие боевые группы выполняют боевые задачи, определенные Понтиаком. Гуронам удалось первыми уничтожить намеченный форт. Второй важный форт — Сант-Джозеф в Западном Мичигане — пал 25 мая. Его захватили поттаватоми во главе с вождем Ваше. Воины гарнизона, которые еще не знали о восстании Понтиака, впустили индейцев в форт, те разошлись по казармам, развлекали солдат, а потом по знаку вождя напали на них, и в течение двух минут с фортом было покончено. Солдаты, взявшиеся за оружие, погибли, остальные (а среди них был и командир форта Шлоссер) были взяты в плен и позже переданы англичанам.
В это же время племя майями в течение нескольких часов овладело ключевым оборонительным пунктом в Индиане — фортом Майями. Таким образом, в Индиане оставался только один форт — Кватенон на реке Уабаш. Его атаковали воины трех племен — какапу, маскутены и веао. Четырехдневная осада — и защитники Кватенона во главе с лейтенантом Эдвардом Дженкинсом капитулировали. Этим они спасли свою жизнь.
Через день после капитуляции форта Кватенон разгорелся бой за одно из трех укреплений, которым Понтиак придавал особое значение. Форт Мичилимакинак. Им в свое время командовал известный нам рейнджер Роджерс. Теперь во главе гарнизона стоял Джордж Этерингтон, осторожный и опытный офицер. Но и он не располагал никакими сведениями о событиях под Детройтом и в Индиане. Когда перед крепостью появились индейские воины — якобы для того, чтобы устроить спортивные игры, капитан Этерингтон позволил тридцати пяти солдатам гарнизона покинуть стены и полюбоваться зрелищем. Индейцы играли в мяч ракетками, нередко в игре участвовало до сотни человек. Кроме того, были исполнены обрядовые танцы, песни. Были допущены и местные колдуны.
В азарте соревнования один из «спортсменов», на первый взгляд неумышленно, перебросил мяч через шанцы. Другие «игроки» кинулись за мячом в открытые ворота, их жены, которые тоже наблюдали за игрой — за ними. Оказавшись внутри шанцев, индейцы забыли о мяче.
Женщины, которых на этот раз включили в состав отряда вытащили из своих одежд томагавки и булавы…
Двадцать из тридцати пяти английских зрителей, в том числе и заместитель командира лейтенант Джамет, погибли тут же. «Игроки», теперь уже не маскировавшиеся воины племен саук и кибвеи во главе с вождем Минаваной, начали окружать форт. Через несколько дней капитан Этерингтон принял решение о капитуляции. Все англичане сдались в плен. Кроме одного. Этот один был, как утверждают, съеден победителями, видимо, для того, чтобы дух его отваги перешел к индейцам.
После падения форта Мичилимакинак в руках англичан осталась на Западе только одна крепость — форт Эдвард Аугустус. Но эту отдаленную крепость сдал сам ее командир лейтенант Горелл, когда узнал о судьбе других фортов на Западе.

План Понтиака

Итак, первая часть плана Понтиака осуществилась. Область Великих озер стала вновь свободной. Индейцы могли теперь двинуться на восток по направлению к главным английским колониям. Союзники Понтиака начали военные действия в Огайо. Первыми выступили воины гуронов атаковали форт Сандаски на южном берегу озера Эри. Крепость вскоре пала. О своей победе гуроны сообщили не только Понтиаку, но и послали длинный вампун делаварам (видение пророка из этого племени помогло Понтиаку поднять на «святую войну» всех здешних индейцев).
От имени делаваров, живущих далеко на востоке, гуронский вампун принял их вождь. Он понес факел войны в самое сердце квакерской Пенсильвании — в старейшую колонию британцев.
К делаварам вскоре присоединилось еще одно восточное племя — минго. Воины обоих племен вначале направились в Пенсильванию, в обширные и густонаселенные долины, потом дальше, туда, где сейчас расположен Питтсбург, и захватили главную английскую крепость в этом крае форт Лижонир.
Успехи делаваров и минго на востоке вывели на военную тропу еще одно племя восточных индейцев ша- вантов, а также ирокезских сенеков, которые, напомним, первыми пытались поднять северо-американских индейцев на войну с англичанами и вампуны которых несколькими годами раньше не принял Понтиак. На этот раз непрерывная цепь побед Понтиака помогла сенекам забыть обиду, и 16 июня того памятного года к Понтиаку присоединилось и это боевое племя ирокезов.


Восставшие сенеки начали громить форты, уцелевшие на востоке в Пенсильвании. В первую очередь они атаковали форт Венанго, гарнизон которого под командованием лейтенанта Франциско Гордона полностью полег на поле боя. В живых остался только лейтенант, его сенеки пощадили. Вождь сенеков объяснил плененному Гордону, почему индейцы ведут эту войну. Гордон понимал язык ирокезов, и ему пришлось перевести слова вождя на английский и сделать несколько копий. Таким образом сенеки официально объявили войну англичанам и в соответствии со своим собственным «кодексом войны» с чистой совестью могли продолжать свой последний поход.
Через три дня после уничтожения форта Венанго сенеки предприняли попытку захватить форт Ле-Бе. Бесконечные атаки в конце концов сломали английскую оборону. Из крепости удалось скрыться только семерым. Во главе со своим командиром Джорджем Прайсом они устремились на юг к форту Венанго, где их встретила уже знакомая картина сгоревшая крепость и разбросанные тела его погибших защитников.
Тем временем сенеки направились к предпоследнему укреплению англичан у Великих озер. Форт Преск-Айл славился своей неприступностью. Взять форт в одиночку сенекам не удалось. Поэтому Понтиак послал им в помощь двести гуронских и оттавских воинов. Гуроны и оттавы укрепились на двух холмах вблизи форта и оттуда посылали горящие стрелы на крыши Преск-Айла и на его пороховые погреба. Осада длилась несколько дней. Потом командир форта Джон Крайсти капитулировал и сдал форт. Пленные были розданы племенам, принимавшим участие в осаде.
После победы у форта Преск-Айл отряды Понтиака опять разделились. Часть гуронов начала осаду форта Питт — последнего английского укрепления в этой области; остальные, из числа сенеков, чон, делаваров и минго, пошли в глубь английских поселений на юг.
Казалось, триумф Понтиака был полным. За первые два месяца войны индейцы выиграли десятки сражений. И после каждой новой победы одно имя было на слуху у всех: Понтиак! Понтиак-освободитель! Понтиак, объединивший всех!

-