Когда впервые в истории применили биологическое оружие?
Гадами хотели извести
Первым повествованием о практическом применении биологического оружия можно считать воспоминания римского историка Корнелия Непота (до 99 г. до н.э.). Он утверждал, что карфагенский генерал Ганнибал Барака победил пергамского царя Эвмена посредством изощренной воинской хитрости – в определенный момент решающей битвы враждующих эскадр, как писал Корнелий Непот, воины Ганнибала осыпали противника глиняными горшками с кишащими в них ядовитыми змеями.
По словам древнеримского историка, этот стратегический шаг поначалу был воспринят воинами Эвмена с юмором. Но после того как большая часть солдат эвменской армии поняла, с чем они имеют дело, противник пустился в бегство, сопротивление пергамской рати в итоге было преодолено.
«Чума на оба наших дома»: тактика Джанибека и последствия «Ночи печали»
В XIV веке золотоордынский хан Джанибек, среди подданных которого на тот момент уже свирепствовала чума, при штурме генуэзской крепости Кафа начал при помощи катапульт забрасывать трупы своих соплеменников, умерших от чумы, в осаждаемый город. Этот вариант использования биологического оружия описал нотариус итальянского города Пьяченца Габриэль де Мусси, который засвидетельствовал это действо. Впоследствии он перебрался из Кафы в Сицилию.
Источники, цитирующие Габриэля де Мусси, склоняются к тому, что и он сам, вряд ли выживший после прибытия в Италию (1347 год), равно как и его соплеменники, приехавшие тогда из Кафы, вполне могли занести в Европу так называемую «Черную смерть» (чуму), выкосившую на протяжении ряда последующих лет тысячи европейцев.
... Ацтеки в начале XVI века оказали серьезное сопротивление испанским конкистадорам-завоевателям, устроив им знаменитую «Ночь печали» (неудачный поход на столицу империи индейцев Теночтитлан летом 1520 года, в результате которого Кортес с войском вынужден был уйти из города). Берналь Диас дель Кастильо, очевидец этих событий, впоследствии описал их. Его свидетельства (как и мнения ряда современных историков) разнятся с распространенной версией о гибели большого количества ацтеков от эпидемии оспы, якобы возникшей вследствие контакта с зараженными дарами, принятыми от испанцев. Кастильо пишет, что в данном случае решающее значение имели все же насильственные действия со стороны конкистадоров.
Зараженные одеяла от Амхерста
Эта знаменитая история усмирения североамериканских индейцев в британской колонии (современные районы штатов Иллинойс и Огайо, а также территория Великих Озер) во второй половине XVIII века известна тем, что главный военачальник, руководивший подавлением восстания коренных жителей этих местностей, британский генерал Джеффри Амхерст (его именем, к слову, потом был назван город в Массачусетсе), одарил «с целью примирения» индейцев-делаваров одеялами, зараженными оспой. В результате от эпидемии умерли тысячи коренных жителей Северной Америки.
Вот как представляют эту историю сотрудники Массачусетского университета имени Амхерста. Приводя сведения из книги Элизабет Фенн «Биологическая война в Северной Америке: до Джеффри Амхерста», они ссылаются на данные о том, что коренные американцы – не единственные обладатели знаний и применители технологий ведения биологической войны с использованием вируса оспы. Тем не менее, официальный сайт университета приводит выдержки из других публикаций американских историков, из которых следует, что Джеффри Амхерст все же отдавал распоряжения об умышленном заражении делаваров.
Запрет в начале ХХ века
Использование биологического оружия было официально запрещено Женевской конвенцией в 1925 году. Спустя 3 года Женевский протокол ратифицировал и СССР. Советский Союз выдвинул при этом 2 условия: считаться в данном случае только с теми государствами, которые поступили подобным образом; применять биологическое оружие против неприятеля, первым сделавшим это, проявив внешнюю агрессию в отношении СССР.
Топ-10 удивительных человек, которые многие годы провели в полной изоляции
Независимо от того, были ли эти люди заперты в изоляции другими или выбрали уединение по собственной воле, они провели огромное количество времени в одиночестве. И неважно кто они — заключённые поневоле, мистические отшельники или затворники-эксцентрики, их истории являются трагическими и во многом захватывающими.
1. Джон Бигг (John Bigg)
В 1649 году, в конце Английской революции (English Civil War) пуританские круглоголовые (Roundheads) Оливера Кромвеля (Oliver Cromwell) захватили контроль над парламентом Англии и сразу же отправили правящего монарха Карла I (Charles I) под трибунал за измену. Английский магистрат по имени Саймон Мэйн (Simon Mayne), являвшийся в то время членом парламента, стал одним из судей в слушании дела Карла I. Ходили слухи, что секретарь Мэйна по имени мистер Джон Бигг (John Bigg), был одним из палачей в капюшонах на казни короля путём обезглавливания, которая последовала за судом.
Импровизированный суд и казнь Карла вызвали массовое неодобрение. Круглоголовым пришлось избавиться от половины английских парламентариев прежде, чем они смогли привести казнь в исполнение. Томас Хойл (Thomas Hoyle), сохранившийся член «Охвостья» (Rump Parliament), который остался на своей должности, покончил жизнь самоубийством в первую годовщину смерти Карла I. Позже роялисты (Royalists) утверждали, что его преследовали безголовые призраки. Другой судья, Роулэнд Уилсон (Rowland Wilson), умер от меланхолии и вины в том же году.
Джон Бигг, независимо от того, был ли он одним из палачей Карла или нет, также пал жертвой метафорической смерти вскоре после этого. Когда монархия была восстановлена в 1660 году, начальник Джона — Саймон Мэйн был отдан под суд и признан виновным в цареубийстве. Позже он умер в Лондонском Тауэре (Tower of London) ещё до того, как апелляция была рассмотрена. То ли из-за страха, то ли из-за вины, Джон поселился в подземной пещере возле дома Мейна, в Динтон Холле (Dinton Hall), и прожил там в одиночестве до конца своих дней. Последнее упоминание о нём было сделано в иллюстрации XVIII века.
Несмотря на то, что Джон не был крупным человеком, размер обуви у него был очень большой. Один из его башмаков всё ещё можно увидеть в Эшмоловском музее искусства и археологии (Ashmolean Museum). Секрет был в том, что когда одежда и обувь Джона изнашивались, он попросту прикреплял поверх изношенного места новые кожаные ремешки, что впоследствии привело к его своеобразному и громоздкому внешнему виду.
2. Мэри Молсуорт (Mary Molesworth)
После дебюта Мэри Молсуорт в Дублинском театре, её талантом и красотой восхищалась вся Ирландия. К сожалению, эти её качества и привлекли внимание полковника Рошфорта (Rochfort), человека, известного своим ужасным характером. Мэри не хотела выходить за него замуж, но отец настоял на этом. К тому моменту Рошфорт стал 1-ым Графом Белведера (1st Earl of Belvedere), мог предложить Мэри имение и титул. Поэтому, вопреки своим пожеланиям, Мэри Молсуорт и стала Леди Белведер (Lady Belevedere) в 1736 году, родив герцогу несколько детей. Обделённая вниманием и одинокая в обширном поместье графа в Голстауне (Gaulstown), она начала проводить время с братом графа, Артуром и его женой Сарой.
В какой-то момент граф получил посылку, в которой содержались письма, уличавшие Мэри в прелюбодеянии. Ужасное предположение заключалось в том, что она спала с его братом во время частых отлучек. Граф взбесился и угрожал застрелить Артура на месте, заставив его бежать из страны. Саму же Марию граф запер в Голстауне. Её держали под неустанной охраной, и всё же Мэри удалось сбежать только один раз, чтобы попросить защиты у своего отца в Дублине. Однако, отец отказался говорить с ней, отдав людям графа, как только они пришли за ней.
Прошло шестнадцать лет с тех пор, как Мэри была заключена в Голстауне. Люди, по-видимому, по большей части забыли о ней и вспомнили лишь тогда, когда брат графа Артур вернулся из-за рубежа. За его приездом последовало судебное разбирательство и Артур был признан виновным. Его обязали выплатить 20 тысяч фунтов стерлингов в качестве компенсации за разрушение брака графа. Когда же он не смог заплатить, то его отправили в тюрьму.
Мэри оставалась узницей в Голстауне на протяжении ещё 16 лет. Освобождение стало возможным только после смерти графа в 1774 году, и это сделал её сын. После ее освобождения человек, который встретился с Мэри, написал: «Кто бы поверил, что она была женщиной, о красоте которой мы так много слышали? Она выглядит сокрушённой, слабой и измученной! Её волосы белые, как снег, и у неё дикий, запуганный взгляд, как у человека, который пережил ужасное потрясение, память о котором всегда с ней. Она говорит дрожащим голосом, который едва громче шепота, и платья, которые она носит, были в моде более 30 лет назад!». Даже на смертном одре Мэри продолжала говорить о своей невиновности, как и Артур Рошфорт, который умер в своей тюремной камере. Их трагическая история стала одним из величайших скандалов Ирландии XVIII века.
3. Уильям Бекфорд (William Beckford)
Уильям Бекфорд был единственным законным сыном чрезвычайно богатого сахарного торговца. После того, как он унаследовал всё состояние в 1770-м году, Лорд Байрон назвал его «самым богатым сыном Англии». Байрон и несколько других влиятельных писателей также признали Уильяма гением. Так почему же кто-то с таким талантом и деньгами в конечном итоге оказался изгоем, жил в башне в полном одиночестве? И как ему удалось растратить всё своё состояние?
Уильям был архетипическим романтиком и использовал свои безграничные деньги потворствуя фантазиям. Он никогда не прекращал собирать редкие книги, предметы мебели и произведения искусства. Сначала это едва ли повлияло на стабильный ежегодный доход от его плантаций в Вест-Индии. Но поскольку работорговля была отменена, ситуация в сахарной промышленности начала меняться, а его прибыль снизилась. Вдобавок ко всему, Уильям выкидывал деньги на ветер, вкладывая их в свой печально известный архитектурный проект под названием Фонтхилл Эбби (Fonthill Abbey).
Фонтхилл был удивительным примером неоготического строительства. На его завершение потребовались годы, но так как в дизайне большую роль занимала эстетическая красота, чем практические реалии физического мира, он рухнул в 1823 году — всего через два года после того, как Уильям попытался продать его. Уильям, обезумев от потери своего монументального строения, переехал в Бат и далее предался со всей своей фрейдистской одержимостью построению огромных башен. Он стал отшельником в своей менее знаменитой башне Лэнсдаун (Lansdown Tower). Это необычное произведение неоклассической архитектуры, высотой в 37 метров, которое можно увидеть и по сей день. Уильям также оставил после себя и одно из величайших недооценённых сокровищ готической литературы — очень образный роман под названием «Ватек» (Vathek). С ним можно бесплатно ознакомиться в сети Интернет.
4. 5-ый герцог Портлендский (5th Duke Of Portland)
Истинный масштаб тайны, окружающей уединение 5-го герцога Портлендского, является слишком интересным, чтобы о нём не рассказать. В викторианскую эпоху считалось, что герцог, который оставался взаперти в комнате в своём частном поместье Уэлбек Эбби (Welbeck Abbey), был «Джекиллом и Хайдом» (Jekyll & Hyde) в реальной жизни. Его обширная сеть подземных помещений и проходов была построена для того, чтобы помочь вести двойную жизнь.
История о герцоге будто сошла со страниц викторианского романа. На самом деле, некоторые предполагали, что именно он послужил вдохновением для незавершенной работы Чарльза Диккенса (Charles Dickens) под названием «Тайна Эдвина Друда» (Mystery of Edwin Drood). Вдова по имени Анна Мария Дрюс (Anna Maria Druce) на протяжении десятилетий настаивала, что её тесть, владелец текстильного магазина на Бейкер-стрит (Baker Street) по имени Томас Чарльз Дрюс (Thomas Charles Druce), был никем иным, как самим герцогом Портлендским. Несмотря на то, что Томас Дрюс умер в 1864 году (за 15 лет до официальной смерти герцога), Анна утверждала, что похороны были обманом. Она просила эксгумировать и открыть гроб, будучи уверенной, что он будет либо пустым, либо заполненным свинцовыми грузиками. Она заявляла, что Томас Дрюс инсценировал собственную смерть, чтобы полностью возобновить свою жизнь в роли герцога.
Анна так и не отреклась от своей, казалось бы, из ряда вон выходящей истории и дошла до того, что оспаривала наследство имений Портленда. Ее, в конце концов, поместили в психиатрическую лечебницу в 1903 году в связи со «стрессом от судебного процесса». Другие члены семьи Дрюс продолжили её действия по данному вопросу, хотя свидетельства, которые некоторые из них предоставили, оказались ложными и несколько основных свидетелей получили суровые приговоры за дачу ложных показаний. Когда гроб Томаса Дрюса был наконец эксгумирован и открыт в 1907 году, то в нём было обнаружено тело и дело было закрыто, как «необоснованное и сутяжническое». Тем не менее, претензии Анны Марии Дрюс вполне могут уходить корнями в некоторую давно скрываемую истину.
Рассмотрим предоставленные доказательства. В крайне редких случаях, когда одинокий герцог появлялся на людях, он прятался под тремя пальто, смехотворно огромным цилиндром и огромным зонтиком. В большей части приказания отдавались посредством рукописных заметок. Во время путешествий занавески в его почтовом дилижансе всегда были задернуты, а сам дилижанс подвозил его к едущему в Лондон поезду, на который он предположительно и садился. У него были квартиры в Лондоне, которые, как утверждается, были связаны с Бейкер-стрит с помощью секретного туннеля, обнаруженного рабочими много лет спустя.
Из-за изоляции герцога никто толком не знал, был ли он в своей комнате в Уэлбек Эбби или нет. Еда ему доставлялась, но никто никогда не видел, как он забирает её и ест. Даже в тех случаях, когда герцог болел, он выкрикивал свои симптомы через щель в двери, а доктор криком сообщал ему диагноз. Кроме того, было установлено, что Томас Дрюс держал окна своего офиса на Бейкер-стрит занавешенными красными бархатными шторами. Когда занавески были опущены, сотрудникам говорили держаться подальше и не беспокоить Дрюса. Когда местонахождение герцога было известно, о том, где находился Дрюс, никто не знал. И наоборот. После похорон Томаса Дрюса, герцог, как известно, перешёл к постоянному проживанию в Уэлбек Эбби.
5. Бланш Монье (Blanche Monnier)
Бланш Монье провела 25 лет запертой в абсолютно тёмной комнате, живя впроголодь, без одежды и лежа на матрасе, покрытом вшами и её же собственными экскрементами. Единственными компаньонами этой несчастной были крысы, с которыми она делилась корками хлеба. К тому времени она уже была в возрасте и по понятным причинам потеряла разум. В чём же заключалось её преступление? В любви к человеку, находящемуся ниже социального статуса её семьи. А может быть причиной стало упрямство — в зависимости от того, как вы на это посмотрите. Но можно с уверенностью сказать, что Бланш Монье была жертвой страшной несправедливости и, что любовь, несмотря на популярный афоризм, не всегда побеждает.
Мадемуазель Монье была обнаружена французской полицией в 1901 году в довольно зажиточном городке Пуатье (Poitiers) после анонимного сообщения и срочно доставлена в больницу. Сначала все думали, что она не выживет. И хотя впоследствии она выздоровела физически, её рассудок так и не был полностью восстановлен. Между тем, мир был потрясен узнав, что женщина, которая позже стала известна как «Изолированная из Пуатье» (Sequestered of Poitiers), была заперта в комнате членами своей собственной семьи после того, как отказалась отречься от любви к безуспешному местному адвокату.
Бланш Монье была привлекательной брюнеткой с блестящими глазами, которая, как сообщается, нравилась нескольким мужчинам в городе. Но к большому ужасу её семьи из высшего класса, сердце девушки принадлежало адвокату. Члены семьи Монье считая, что их репутация будет разрушена, если такой союз будет заключён, решили предотвратить брак и закрыли молодую женщину в помещении. Причём запер её собственный же брат, который был представителем местной администрации. Однако, план заточения был выношен матерью Бланш, которая была убеждена, что девушка вскоре подчинится их воле. Но Бланш так этого и не сделала.
Адвокат умер за 16 лет до того, как Бланш была освобождена. Когда шокирующее преступление было обнаружено, мать Бланш посадили в тюрьму, где она вскоре умерла от сердечного приступа, поняв весь ужас своего преступления.
Интересно также то, что по мнению некоторых людей, так называемая жизнь «Изолированной из Пуатье» не давала покоя французскому философу Мишелю Фуко (Michel Foucault), который вырос в том же городе и регулярно проходил мимо дома Монье. Уже в нашей время в документальном фильме BBC было высказано предположение, что одержимость философа заключением и безумием была вдохновлена в некоторой степени этой ужасающей историей, которую он должно быть слышал еще ребенком и не забыл.
6. Кевин Таст (Kevin Tust)
Кевин Таст — это одинокий охотник, хотя и не в обычном смысле этого слова. Он провёл десятилетия в одиночку, месяцами отмораживая колени на просторах дикой природы Фьордленда (Fiordland), на западном побережье Новой Зеландии, пытаясь найти и сфотографировать там канадского лося.
Первая попытка завезти лосей в Новую Зеландию состоялась в 1900 году. Было завезено лишь четыре особи, так как десять других погибли во время тяжёлого морского путешествия из Канады. К тому времени, как они прибыли на место, четыре выживших лося были уже ручные, почти как домашние пони. В ходе их эпического путешествия они, по-видимому, пристрастились к печенью. Когда их наконец выпустили, то только три из них отважились уйти на просторы дикой природы. Один лось в течение многих лет обитал неподалёку от поселения Койтеранджи (Koiterangi), вероятно, в надежде полакомиться печеньем.
Следующая партия лосей из Канады была выпущена в Новой Зеландии в местечке Саппер Коув (Supper Cove), рядом с фьордом Даски-Саунд (Dusky Sound), Фьордленд, в 1910 году. Их было всего 10 особей — шесть самок и четыре самца. Лоси из этой партии прижились гораздо лучше, несмотря на то, что одна самка получила повреждение в тот день, когда их выпустили на волю, а другая — была застрелена через неделю. Без пристрастия к печенью эти лоси вскоре адаптировались к своей новой среде обитания. Их потомков часто видели вплоть до 1953 года.
Со временем практически все думали, что в Фьордленде вымерли все лоси из-за конкуренции за корм с растущей популяцией завезённых сюда же благородных оленей. Тем не менее биолог Кевин Таст был убеждён, что небольшое стадо лосей всё же выжило. С тех пор он жил на диких просторах Фьордленда по большей части в одиночку, чтобы найти доказательства того, что оставшиеся лоси всё ещё живут там. Его долгие периоды времени, проведённые в одиночку, в какой-то степени окупились в 2005 году, когда ДНК-анализ нескольких клоков шерсти животных, найденных во Фьордленде, показал, что они могли принадлежать лишь потомкам канадских лосей. Поиски Кевином лосей продолжаются.
7. Дороти Пэйджет (Dorothy Paget)
Эксцентричная владелица скаковой лошади по имени Дороти Пэйджет была в юности опытной наездницей, но с годами стала страдать ожирением. Весившая 127 килограммов и курящая по 100 сигарет в день, Дороти в конечном итоге стала выглядеть вдвое старше своего возраста. Она предпринимала попытки похудеть ради походов на романтические свидания, но мужчины, за исключением нескольких друзей с ипподрома, буквально вызывали у неё рвоту. Поэтому совсем не удивительно, что она оставалась одинокой на протяжении всей своей жизни. Когда она поздравляла свою скаковую лошадь по кличке Голден Миллер (Golden Miller), завоевавшую Золотой кубок Челтнема (Cheltenham Gold Cup) и победившую на скачках Гранд Нэшнл (Grand National), люди злобно шутили, что это единственное существо мужского рода, которое она когда-либо целовала. Большой остряк тогда подметил, что она поцеловала Голдена «только потому, что он был мерином».
Несмотря на то, что Дороти могла быть властной, пугающей и грубой, она также страдала от изнурительной застенчивости. На ипподроме Дороти изолировала себя от других группой заботливых секретарей женского пола и своей фирменной униформой — синим в крапинку твидовым пальто (которое напоминало палатку) и беретом. Иногда она запиралась в туалетах, пока толпы не расходились по домам, а во время поездок на поезде Дороти скупала билеты во всём пассажирском вагоне для того, чтобы обеспечить своё уединение. Она общалась со своим персоналом преимущественно посредством записок и предпочитала обращаться к ним через систему с цветовым кодированием, а не по имени. Помимо лошадей Дороти была привязана к Ольге де Манн, племяннице принцессы Мещерской. Русская иммигрантка Мещерская содержала парижское учреждение, в котором избалованной и непослушной Дороти Пэйджет пришлось завершить своё формальное образование после того, как её исключили из шести других школ.
К возрасту 54 лет Пэйджет жила как отшельница в своём доме в Чалфонт-Сент-Жиль (Chalfont Saint Giles). В тот период своей жизни она изолировала себя горами пожелтевших экземпляров газеты «Sporting Life» и делала ставки по телефону. Она была такой отшельницей, что букмекеры позволяли ей делать ставки ещё долгое время после завершения гонок — настолько они были уверены, что она не могла знать результаты из-за своей изоляции. Дороти спала в течение дня и работала по ночам, бесцеремонно звоня своим тренерам в позднее время. Она была найдена мёртвой, упавшей на календарь гонок, ранним утром 1960 года. Хозяйку нашёл один из представителей персонала, носящий цветную кодировку. После смерти Дороти газеты опубликовали едкие статьи с обзором её жизни, что побудило Ольгу де Манн публично встать за защиту своей несчастной подруги.
8. Джон Слейтер (John Slater)
Бывший офицер десантно-диверсионных войск Королевской морской пехоты Великобритании (Royal Marine commando) Джон Слейтер, является заметным английским эксцентриком со склонностью к дальним прогулкам по уединенным береговым линиям. После увольнения с военной службы, по той причине что «пришло время, когда я потерял заинтересованность в изучении того, как убить человека, используя лишь мои большие пальцы», Джон занялся самопознанием, прожив месяцы среди бездомных людей на улицах Лондона. Это изменило его. Он успел поработать в десятках разных мест, но всегда это оканчивалось увольнением. В какой-то момент он вызвался на полгода побыть экспонатом человека в лондонском зоопарке для того, чтобы собрать деньги для гигантских панд. Но его предложение было отвергнуто.
Позже Джон решил поставить мировой рекорд по ходьбе босиком через всю Великобританию — от мыса Лендс-Энд (Land’s End) до Джон О’Гроутс (John O’Groats). Он завершил путешествие одетым в яркую полосатую пижаму, а на сопровождавшем его в дороге псе (породы бордер-колли) были замшевые ботиночки. Чтобы собрать деньги на благотворительность, он прошел по всей береговой линии Шотландии всего за четыре месяца. После этого Джон построил рабочий автомобиль из «частей старых автомобилей, стиральных машин, гладильных досок, и бутылок Кока-Колы», которые выбрасывали люди. Из-за эмоционального расстройства Джон отрастил бороду и удалился жить в отдаленную пещеру с видом на океан на западном побережье Шотландии, где и оставался регулярно на срок до четырех месяцев на протяжении 10 лет. Дважды в день ему приходилось собирать свои вещи и бежать к задней части пещеры, так как наступал прилив. В ночное время в пещере появлялись крысы, которые ползали по нему, когда он спал. Неудивительно, что его жена отказалась присоединиться к нему и, в конечном итоге, они развелись. Каким бы экстремальным это не казалось, похоже, что Джону нравилось так жить.
Однажды, в интервью для газеты «The Herald» он сказал: «В пещере стоит тишина как в соборе, которая помогает мне думать. Я приверженец гармонии… спокойствия. Там ты понимаешь, что дыхание планеты — это та же энергия, которая передвигает эти камни, заставляет биться и твоё сердце». Джон также признался в своих планах в какой-то момент в будущем рассказать о своём понимании бытия и поделиться мудростью из глубины пещеры с миром посредством большой куклы-марионетки, которую он сам сшил и назвал Лягушкой Мадди (Muddy the Frog).
9. «Ужасный Томми» Силверстайн («Terrible Tommy» Silverstein)
Томми Силверстайн является одним из самых жестоких преступников Америки. После того, как его заключили в тюрьму за вооруженное ограбление в 1977-м году и он убил двух своих сокамерников, приговор был повышен до пожизненного заключения без права на досрочное освобождение. После того, как Томми убил охранника в тюрьме Марион (Marion Prison) в 1983 году, его перевели в статус «без человеческого контакта». Некоторые правозащитники утверждают, что это нарушает американскую конституцию, которая официально запрещает «жестокое и необычное наказание».
Томми провёл время в одиночке в Атланте, прежде чем его перевели и заперли в отдельной камере в недрах тюрьмы Ливенворт (Leavenworth Prison) на 18 лет. Наконец его перевели в исправительную тюрьму максимально строгого режима исполнения наказаний «ADX» во Флоренсе (Florence), штат Колорадо. Бывший надзиратель этого учреждения однажды описал его как «чистая версия ада». Томми теперь «погребён» в своей камере за звуконепроницаемой дверью в течение 23 часов в сутки. Он ест в одиночку и получает всего один час отдыха в несколько большей по размеру клетке. Некоторые говорят, что это адское окружение заведомо предназначено для того, чтобы свести заключённых с ума и сделать их более сговорчивыми. Пагубные психологические последствия одиночного заключения, безусловно, были хорошо документированы. Томми Сильверстайн утверждает, что он пережил депрессию, галлюцинации, дезориентацию и потерю памяти. Он говорит, что прошёл «за пределы того, что большинство людей может выдержать психологически».
На данный момент Томми провёл в одиночном заключении более 30 лет. Несмотря на то, что это рекорд для федеральных пенитенциарных учреждений, удивительно то, что всё же некоторые заключенные в Луизиане проводили в одиночной камере даже больше времени. Например, Герман Уоллес (Herman Wallace) провел 41 год в одиночной камере и умер через три дня после своего освобождения, в возрасте 71 года.
10. Кристофер Найт (Christopher Knight)
Одноклассники Кристофера Найта описывали его как тихого, умного и застенчивого. Окончив школу в 1984 году, Кристофер какое-то время интересовался компьютерами прежде, чем уйти в леса штата Мэн и не возвращаться. За последующие 27 лет он встретил лишь одного человека — туриста в лесу. Кристофер приветствовал его и пошёл по своим делам.
Местные жители в тех местах догадывались, что кто-то тайно живёт поблизости, потому что их дома периодически грабили. За десятилетия отшельничества Кристофер совершил сотни краж со взломом. Он воровал спальные мешки, одежду, канистры с пропаном, батареи для своего радио, а также бессчётное количество пищи и алкоголя. Его поймали только после срабатывания датчика движения во время очередного набега на лагерь для детей с особыми потребностями. При аресте Кристофер утверждал, что его очки были единственными вещами, которые были у него изначально, а всё остальное он украл. Полиция заполнила два грузовика при расчистке его лагеря.
По всей видимости, Кристофер проводил всё своё время в лесу, играя на Nintendo Gameboy, медитируя на перевернутом ведре и смотря телевизор, перенося холодные зимы, читая все книги и журналы, которые ему удавалось стащить, напиваясь и слушая радио. После своего ареста, Кристофер вдруг оказался в камере для шести человек и в центре глобальной медиа-бури. Он стал почти легендой за одну ночь, люди писали о нём песни и стихи, предлагали оплатить его счёт, а девушки даже предлагали выйти за него замуж.
Кристофер Найт отказался от всех предложений интервью и помощи. Его адвокат передал общественные пожертвования в фонд для выплаты компенсаций жертвам многочисленных ограблений отшельника. Кристофер отсидел несколько месяцев в тюрьме прежде, чем признался, что у него были проблемы с алкоголем. Под него разработали специальную программу, чтобы помочь вернуться в общество. Кристоферу было предписано посещать консультации и отмечаться у властей еженедельно. Тем не менее, он не оказался психически больным, а просто хотел быть в одиночестве.
РЕАЛЬНЫЙ ГЕРОЙ РОМАНТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ.
ЧТО МЫ ЗНАЕМ О НЕМ?
Да не так уж и много.
Родился Николай Петрович Резанов 28 марта 1764 года в Петербурге, в довольно знатной (еще во времена Ивана Грозного один из рода Резановых был послан царем с поручением к австрийскому императору, другой Резанов был воеводой в Смутное время), но обедневшей дворянской семье. Через некоторое время его отец был назначен председателем Совестного суда в Иркутске – тогдашней столице Восточной Сибири, включавшей в себя территории от Енисея до Тихого океана. Возможно, что уже в юношестве Николай Петрович познакомился с Сибирью и ее жителями, в том числе с сибирскими купцами и промышленниками.
Семья Резановых дружила с Гаврилой Романовичем Державиным, и эта дружба помогла Николаю Петровичу сделать блестящую карьеру государственного деятеля.
Как следует из письма Г. Державину самого Николая, он уже в одиннадцатилетнем возрасте числился в лейб-гвардии Измайловском полку (до этого уже побыв артиллеристом) и мечтал перевестись в еще более привилегированный лейб-гвардии Преображенский полк к служившему там в это время Державину. Вряд ли Резанов на самом деле служил в армии: вероятнее всего, он, как тогда практиковалось, был просто записан в полк, возможно, ни разу не побывав в нем. Как бы то ни было, спустя какое-то время он оставляет «военную службу» и поступает в Псковскую палату гражданского суда, через несколько лет переводится в казенную палату в Санкт-Петербурге, а затем получает место правителя канцелярии вице-президента Адмиралтейств-коллегии графа Чернышова. Этот быстрый служебный рост явно свидетельствует не только о деловых качествах молодого человека, но и о чьей-то достаточно мощной поддержке его.
В 1791 году он становится правителем канцелярии старого друга семьи поэта Г. Державина, назначенного «секретарем для доклада по сенатским мемориям» при Екатерине II, что открывает ему двери кабинетов и домов самых высокопоставленных вельмож. Иногда ему даже приходится выполнять личные поручения императрицы, что еще более ускоряет карьеру молодого человека. А вскоре он попадает в окружение всесильного Платона Зубова, который, опасаясь возможной замены себя в «должности» фаворита государыни молодым красавцем, под благовидным предлогом избавляется от Резанова, отправив его в Иркутск инспектировать деятельность компании купца Г. Шелихова, который претендовал на монопольное право заниматься пушным промыслом на тихоокеанском побережье России.
Здесь, в Иркутске, в 1795 году тридцатилетний Николай Петрович Резанов женится на пятнадцатилетней дочери Шелихова Анне, получая таким образом право на участие в делах семейной компании. Это, вероятно, был брак и по любви (столичный красавец с прекрасным образованием и светскими манерами просто не мог не поразить сердце девушки из далекой глухой провинции), и по обоюдовыгодному расчету: не очень богатый жених становился фактически совладельцем огромного капитала, а невеста из купеческой семьи и дети от этого брака получали родовой герб и все привилегии российского дворянства. Через полгода после бракосочетания дочери Григорий Иванович Шелихов неожиданно умирает в возрасте сорока семи лет, и его капитал делится между наследниками. Николай Петрович, став одним из них, прилагает все свои силы, используя влияние и связи в Петербурге, к созданию на Тихом океане мощной единой российской компании.
В 1797 году Резанов становится секретарем, а затем и обер-секретарем Сената, а вскоре (в июне 1798 года) император Павел I, сменивший умершую в 1796 году Екатерину II, подписывает указ о создании на основе компаний Шелихова и предприятий других сибирских купцов единой Российско-Американской компании, чье главное управление вскоре переводится из Иркутска в Петербург. «Уполномоченным корреспондентом» новой компании назначается Николай Петрович Резанов. Теперь он государственный вельможа и предприниматель одновременно. Кажется, есть все для счастливой жизни – положение в обществе, богатство, молодая жена – можно только позавидовать. Но, видимо, зависти вокруг оказалось слишком много, и была она такой черной, что в судьбе нашего героя начинается полоса потрясений и неудач, которые в скором времени и свели его в могилу.
В 1802 году при рождении второго ребенка, дочери Ольги (первенец, сын Петр, родился годом раньше), умирает жена Резанова, Анна Григорьевна. Резанов подавлен и безутешен, и в это время новый император, Александр I, предлагает ему принять участие в готовящейся первой русской морской кругосветной экспедиции и в ранге «Чрезвычайного Посланника и Полномочного министра» возглавить миссию для установления торговых отношений России с Японией, а заодно развеяться. Резанов с радостью согласился и начал активно готовиться к путешествию. Но знал бы он, какие испытания ждут его впереди…
ЯБЛОКО РАЗДОРА
26-го июля (по старому стилю) 1803 года суда «Надежда» и «Нева» вышли из Кронштадта, чтобы, пройдя через Атлантический и Тихий океаны, достигнуть Камчатки, Японии и Аляски, а затем через Индийский и Атлантический океаны вернуться домой, совершив первое в истории российского флота кругосветное путешествие.
Начальником экспедиции обычно называется И. Крузенштерн, однако это верно лишь отчасти, и к этому моменту мы еще вернемся. Целью экспедиции была доставка различных припасов в русские колонии на Аляске и инспекция положения в них. Также на судах находились миссия для установления дипломатических и торговых связей с Японией и несколько японцев, попавших в кораблекрушение у русских берегов и теперь кружным путем направляющихся на родину.
А теперь вернемся к вопросу о том, кто же возглавлял экспедицию, ибо, по мнению авторов некоторых публикаций, именно это явилось «яблоком раздора» между Резановым и Крузенштерном. Существует документ, подписанный императором Александром I и датированный 10 июля 1803 года, отрывок из которого необходимо привести здесь, чтобы было понятно дальнейшее развитие событий:
«Инструкция, данная действительному камергеру Резанову.
Государь император, всемилостивейше назнача посланником ко двору японскому, на каковой предмет Ваше превосходительство снабдены (орфография сохранена – Авт.) уже особою инструкциею, распространяет еще более монаршую к Вам доверенность, возлагая на Вас исполнение и прочих частей, кои в нижеследующих статьях объявлены будут…
Корабли «Надежда» и «Нева», в Америку отправляемые, имеют главным предметом торговлю Российско-Американской компании, от которой они на собственный счет ее куплены, вооружены и снабдены приличным грузом; Его Императорское Величество, покровительствуя торговле, повелел снабдить компанию офицерами и матросами, а, наконец, отправя при сем случае японскую миссию, благоволит один из кораблей, на коем помещена будет миссия, принять на счет короны; …сии оба судна с офицерами и служителями, в службе компании находящимися, поручаются начальству Вашему.
Предоставляя флота г-м капитан-лейтенантам Крузенштерну и Лисянскому во все время вояжа Вашего командование судами и морскими служителями яко частию, от собственного их искусства и сведения зависящею, и поручая начальствование из них первому, имеете Вы с Вашей стороны обще с г-ном Крузенштерном наблюдать, чтоб вход в порты был не иначе, как по совершенной необходимости, и стараться, чтоб все споспешествовало сколько к должному сохранению экипажа, столько и к скорейшему достижению цели, Вам предназначенной».
Как видно из этой инструкции, командование экспедицией поручалось именно Резанову, но более неудачного решения нельзя было придумать, ибо это поставило всю экспедицию на грань срыва.
И вот почему.
В книгах можно найти мнение, что ненависть Крузенштерна к Резанову проистекала главным образом из ревности к славе начальника первой русской кругосветной экспедиции. Быть может, отчасти так оно и было, но сводить все только к этой причине не стоит.
Итак, двум судам предстоит совершить кругосветное путешествие, проведя в открытом море не один месяц, пройти три океана, побывать на четырех континентах, обогнуть страшный для моряков мыс Горн. Удача похода, да и сама жизнь его участников почти полностью зависит от искусства и опыта капитанов.
В какой же ситуации оказался Крузенштерн? Он несет ответственность за успешное плавание и возвращение домой двух судов: в случае неудачи отвечать ему, капитан-лейтенанту. Однако он не хозяин даже на собственном судне, ибо здесь находится другой человек, причем в генеральском чине (чин действительного камергера – это чин 4 класса в «Табели о рангах», что соответствовало чину генерал-майора). Этому человеку предписано осуществлять руководство, с ним приходится согласовывать все более или менее важные вопросы, у него хранятся деньги на расходы экспедиции. Причем этот человек не только не профессиональный моряк, но и вообще первый раз в море! А Крузенштерн и Лисянский – опытные моряки, оба, кроме прочего, по шесть лет прослужили на английском флоте, где капитан чуть ли не выше Бога, побывали в трех океанах и на разных континентах, участвовали в морских боях. Лисянский за 18 морских кампаний был награжден орденом Святого Георгия IV степени (было тогда такое положение, так как по своей трудности подобная служба приравнивалась к подвигу). И вот над ними в море начальником – сухопутный штатский человек, придворный вельможа, никогда не видевший моря! Стоит ли удивляться тому, что самолюбие двух капитанов было ущемлено?
Так что назначение Резанова начальником кругосветной морской экспедиции было большой ошибкой. Причем не единственной, а лишь первой из многих…
Второй ошибкой было то, что начальник экспедиции не был, как это принято в армии, на флоте, да и во многих гражданских учреждениях, представлен командам судов, а был назначен «келейно». Команды попросту не знали точно, кто их начальник, и об этом пишет сам Резанов, рассказывая о событии (почти бунте), произошедшем 25 апреля 1804 года в Тихом океане, и поведении Крузенштерна:
«Извольте идти и нести ваши инструкции, кричал он, оба корабля в неизвестности о начальстве, и я не знаю, что делать» (и это спустя девять месяцев после начала похода!). В другом месте Резанов напишет, что он давал инструкции Крузенштерну лично в руки еще в Кронштадте, а вот читал ли последний их, то Резанову неизвестно.
Демонстрация Резановым инструкций с царской подписью произвела неожиданный результат: «…Прочтя им высочайшее поручение начальства, услышал хохот и вопросы, кто подписал? Я отвечал: “Государь ваш, Александр”. “Да кто писал?”. “Не знаю”, – сказал я. “То-то, не знаю, – кричал Лисянский, – мы хотим знать, кто писал, а подписать-то – знаем, что он все подпишет”». А лейтенант Ратманов кричал, намекая на бытность Резанова обер-прокурором Сената, что «…еще он прокурор, а не знает законов, что где объявляет указы», а затем добавил, «ругаясь по-матерну»: «Его, скота, заколотить в каюту».
Как видно, вопрос был гораздо более серьезный, чем просто дележ славы между Резановым и Крузенштерном. Почему почти все офицеры, а не только Крузенштерн, выступили против Резанова? Это ведь был, по сути, бунт не только против Резанова, а и против того, кто его назначил начальником экспедиции, то есть императора России, со всеми вытекающими из этого факта последствиями. Хотя, с другой стороны, можно ли полностью доверять свидетельству лишь одной из конфликтующих сторон?
Вообще, ситуация на судах была очень непростая, и будет неправильным оценивать ее, опираясь только на свидетельства Резанова или Крузенштерна, которые явно не сошлись характерами, да и отнюдь не стремились к огласке многих происшествий на судах в силу своей ответственности за поддержание порядка в экспедиции. А поскольку конфликт двух начальников расколол экипажи судов на два лагеря, то и суждения на эту тему других участников экспедиции (например, лейтенанта Ратманова) тоже весьма далеки от объективности.
Но, несмотря ни на что, «Надежда» пришла, наконец, в Петропавловск-Камчатский. Крузенштерн и офицеры при посредничестве местного коменданта генерала Кошелева помирились с Резановым, попросив у него прощения. Казалось, все неприятности позади… Но не тут-то было.
Миссия в Японию закончилась провалом, и, хотя она и не могла завершиться ничем другим по объективной причине (из-за политики самоизоляции, проводимой японскими властями), это дало повод к новому злословию Крузенштерна. По возвращении из Японии на Камчатку Резанов окончательно покинул «Надежду» и на другом судне отправился на Аляску, где застал русские колонии в совершенно трагическом положении: кроме полного упадка нравов, пьянства и частых жестоких набегов местных племен, им угрожал голод. И тогда Резанов принимает решение отправиться за продовольствием в ближайшее к Аляске обжитое людьми место – в Калифорнию. Вскоре он на судне Российско-Американской компании «Юнона» отправился в путь, но бури и течения так потрепали судно, что оно было вынуждено зайти в ближайший порт, коим оказался Сан-Франциско. Судьба!
Да, волею судьбы Николай Петрович Резанов, ожидая прибытия из Монтеррея губернатора Калифорнии, стал гостем в доме местного коменданта дона Жозе де Аргуэлло, за отсутствием которого в то время эту должность исполнял его сын, дон Луиз де Аргуэлло. И здесь произошла встреча, о которой Резанов уже по возвращении на Аляску в Новоархангельск так напишет в своем письме министру коммерции графу Н. Румянцеву: «В ожидании губернатора проводили мы каждый день в доме гостеприимных Аргуэлло и довольно коротко ознакомились. Из прекрасных сестер коменданта донна Консепсия слывет красотою Калифорнии…».
И вдруг дальше в этом письме открывается не тот, идеализированный писателями и поэтами, а совсем другой Резанов: человек вполне холодного расчета, опытный ловелас и интриган с известной долей цинизма, готовый для достижения своих целей зайти весьма далеко за грань морали, как будто следуя старому иезуитскому принципу о цели, оправдывающей средства. Впрочем, ему и слово: «Здесь должен я Вашему Сиятельству сделать исповедь частных приключений моих. Видя положение мое неулучшающееся, ожидая со дня на день больших неприятностей и на собственных людей своих ни малой надежды не имея, решился я на серьезный тон переменить мои вежливости. Ежедневно куртизуя гишпанскую красавицу, приметил я предприимчивый характер ее, честолюбие неограниченное, которое при пятнадцатилетнем возрасте уже только одной ей из всего семейства делало отчизну ее неприятною. «Прекрасная земля, теплый климат. Хлеба и скота много, и больше ничего». Я представлял ей климат российский посуровее и притом во всем изобильный, она готова была жить в нем, и, наконец, нечувствительно поселил я в ней нетерпеливость услышать от меня что-либо посерьезнее до того, что лишь предложил ей руку, то и получил согласие. Предложение мое сразило воспитанных в фанатизме родителей ее, разность религий и впереди разлука с дочерью были для них громовым ударом. Они прибегали к миссионерам, те не знали, как решиться, возили бедную Консепсию в церковь, исповедывали ее, убеждали к отказу, но решимость ее, наконец, всех успокоила. Святые отцы оставили разрешение Римского Престола, и я, ежели не мог окончить женитьбы моей, то сделал на то кондиционный акт и принудил помолвить нас, на то соглашено с тем, чтоб до разрешения Папы было сие тайною. С того времени, поставя себя коменданту на вид близкого родственника, управлял я уже портом Католического Величества так, как того требовали и пользы мои, и губернатор крайне удивился-изумился, увидев, что весьма не в пору уверял он меня в искренних расположениях дома сего, и что сам он, так сказать в гостях у меня очутился».
Кому как, а в моих глазах Резанов от этого сильно потерял. Пожалуй, мне даже стала понятна неприязнь к нему пусть несколько грубых, но простодушных и неискушенных в интригах морских офицеров. Непрост, ох непрост был Николай Петрович. И все же… Он и не мог быть другим, сделав блестящую карьеру при дворе Екатерины II, устояв и даже упрочив свое положение при Павле I и оставшись на властной вершине при Александре I. И надо трезво смотреть на вещи, не идеализировать его или же, напротив, не смаковать его пороки, а принимать его таким, каким он был на самом деле. Искушенный в придворных интригах вельможа и умный, дальновидный государственный деятель, путешественник и писатель, действительный камергер граф Николай Петрович Резанов со всеми своими достоинствами и недостатками был порождением и частью современного ему общества, сыном своего времени.
Правда, оценивая поведение Резанова в данной ситуации с позиции абстрактной морали, мы не учитываем одну очень важную вещь: его не очень этичное поведение позволило быстро решить вопрос с закупкой продовольствия для русских колоний на Аляске и спасти от голода сотни людей. Итак, на одной чаше весов – разбитая жизнь девушки, на другой же – не одна спасенная от голодной смерти человеческая жизнь…
В его голове рождаются грандиозные планы закрепления русского влияния в Калифорнии и на Тихом океане, для реализации которых ему нужно срочно добраться до Петербурга и получить разрешение на брак с католичкой.
Но был не только расчет. Любовь все же поразила сердце Резанова, вдохнув в него новые силы. Он спешит в Петербург. А путь долог и труден: из Сан-Франциско обратно на Аляску в Новоархангельск, затем через океан до Охотска, а уж оттуда не одна тысяча верст на лошадях по бескрайним просторам Евразии, по самым диким и суровым местам Сибири. Слабое здоровье Николая Петровича не выдержало – он тяжело заболел.
Уже чувствуя приближение смерти, когда нет смысла врать и притворяться, он пишет последнее письмо родным, сделав к нему короткую, но многозначительную приписку: «Из калифорнийского донесения моего не сочти, мой друг, меня ветреницей. Любовь моя у вас в Невском под куском мрамора, а здесь следствие энтузиазма и новая жертва Отечеству. Консепсия мила, как Ангел, прекрасна, добра сердцем, любит меня; я люблю ее и плачу о том, что нет ей места в сердце моем, здесь я, друг мой, как грешник на духу каюсь, но ты, как пастырь мой, сохрани тайну».
«Любовь моя» – это Анна Шелихова, первая жена.
1 марта 1807 года Николай Петрович Резанов скончался в городе Красноярске, где и был похоронен.
А его невеста – пятнадцатилетняя девочка Консепсия – в далекой Калифорнии продолжала ждать своего жениха, ждать, даже зная, что он умер. Ждала его сорок пять лет, так и не выйдя замуж. Затем она приняла монашество и ушла в монастырь, где и умерла в1857 году в возрасте шестидесяти шести лет…
Я не побоюсь утверждать, что ни высокие государственные посты, ни заслуги, ни ордена, ни даже участие в первой русской кругосветной экспедиции не сохранили бы имени Резанова в истории – лишь ожидание Консепсии не дало ему исчезнуть в тумане забвения.
Звезда любви Резанова и Консепсии, вспыхнув на мгновение, словно метеор упала тут же в океан времени, но оставила яркий след, сияющий уже двести лет…
ЧЕЛОВЕК, ОПЕРЕДИВШИЙ ВРЕМЯ
Да, большинство наших современников вряд ли сможет ответить, кто такой Николай Петрович Резанов, те же, кто слышал о нем, вспомнят, пожалуй, лишь об истории его романтической любви к юной калифорнийской красавице. Выше я немного рассказал об этом человеке, а сейчас же хочу представить его с совсем малоизвестной стороны – как государственного деятеля, политика и мыслителя, чьи взгляды на развитие тихоокеанского региона опередили жизнь как минимум на полвека.
Прежде всего, надо отметить чрезвычайную разносторонность его познаний и интересов: его путевой дневник (попавший затем в библиотеку Российской Академии наук), донесения и письма – ценнейший источник сведений о посещенных им краях и странах, из коих наибольший интерес для нас представляют Камчатка, Курильские и Алеутские острова, Аляска и Калифорния.
Резанова интересует буквально все: природа посещаемых земель, населяющие эти земли люди, их жизнь и обычаи, перспективы развития увиденных территорий и возможные интересы на них России. Для ведения переговоров в Японии он еще по пути туда с помощью бывших на судне японцев в считанные месяцы выучил японский язык и даже составил «Словарь японского языка» и «Руководство к познанию японского языка», содержащее азбуку, грамматические правила и разговорник. Обе книги (они не были изданы) были им отправлены в 1805 году с Камчатки в Петербург президенту Академии наук, членом которой он был избран еще в 1803 году. Находясь в Калифорнии, заговорил по-испански. Мы можем также увидеть в нем хватку прирожденного коммерсанта, прекрасно разбирающегося в конъюнктуре рынка даже в таких местах, о которых мало кто из россиян в ту пору вообще имел представление.
В донесениях императору, письмах министру коммерции и директорам Российско-Американской компании он выступает как горячий сторонник закрепления России в северной части Тихого океана, но в то же время как трезвый политик видит всю массу и сложность проблем, мешающих этому. Но он не только отмечает проблемы, но и разрабатывает конкретные, проработанные до деталей, планы их решения.
Еще в 1804 году в своем донесении императору Александру I он предлагал силой оружия разрушить самоизоляцию Японии, склонив ее к торговле с Россией. Он писал царю, что собирается сам возглавить военную акцию против Японии, но калифорнийские события и скорая смерть Николая Петровича не дали осуществиться этим его планам. Лишь в 1854 году коммодор (чин между капитаном первого ранга и контр-адмиралом, соответствовавший некогда существовавшему в российском флоте чину капитана-командора) флота Соединенных Штатов Америки Мэтью Колбрайт Перри под угрозой пушек своей эскадры заставил японское правительство подписать с Соединенными Штатами договор, нарушивший многовековую самоизоляцию Японии. Вскоре последовали соответствующие договоры японского правительства с Россией, Англией, Францией…
В том же донесении царю Резанов пишет, что своей властью запретил близ Алеутских островов охоту на морских котиков, дабы сохранить их поголовье и сберечь от уничтожения. Хотя вряд ли этот запрет реально затормозил выгодный промысел, нужно отдать должное человеку, опередившему активистов «Гринписа» почти на два века.
Ознакомившись с положением дел в русских поселениях на Аляске и на побережье современной Канады, он точно предвидел, что без мощной поддержки государства они обречены на исчезновение. Это и произошло в 1867 году, когда правительство Александра II продало Аляску и прочие русские владения Соединенным Штатам Америки за 7,2 миллиона долларов золотом. Ранее, в 1841 году, было продано самое южное русское поселение на американском континенте – Форт Росс, основанный в 1812 году в Калифорнии, неподалеку от Сан-Франциско.
Но спустя почти полвека после смерти Резанова Россия все-таки твердо встала на берегах Тихого океана благодаря многим другим своим патриотам. Был поднят русский флаг над Сахалином, о чем мечтал Резанов, на российском тихоокеанском побережье стали возникать новые города. Так, в 1860 году был основан город, который станет воротами России в Тихий океан, который будут иногда называть русским Сан-Франциско, хотя не воды пролива Золотые Ворота, а воды бухты Золотой Рог будут омывать его берега, и не Форт Росс (Русская крепость), а пушки форта «Русских» острова Русского станут охранять присутствие россиян на берегах великого океана. Сам же город будет наречен Владивостоком – Владетелем Востока.
* * *
Драма Резанова, его рок, как и множества других талантливых и гениальных людей во все века, не увидевших воплощения своих идей в жизнь, следовала из того, что он намного опередил свое время. Лишь сейчас, когда многие исследователи прогнозируют, что Азиатско-Тихоокеанский регион будет определять развитие всей человеческой цивилизации в ближайшие столетия, мы можем судить о дальновидности этого человека.
На карте можно найти места, связанные с именами многих людей, делавших с Резановым одно дело, бывших с ним рядом: Шелихова, Румянцева, Крузенштерна, Лисянского, Беллинсгаузена, Деларова, Давыдова, Ратманова… Имя Резанова на карте мира мне найти не удалось. Хотя одно из озер на острове Баранова в 1933 году было названо в его честь, да несколько улиц в поселках и городках Аляски также носят его имя, но на обычные географические карты такие мелкие объекты, конечно же, не попадают…
Злоключения Резанова продолжились и после его смерти: могила, где он был похоронен в Красноярске, уничтожена. По сведениям красноярских краеведов, прах Резанова в конце 50-х годов прошлого века был перенесен на старинное Троицкое кладбище, но куда именно, никто сейчас сказать не может… И под красивым мраморным крестом, установленным на «могиле Резанова», никого нет…
Но Николай Петрович все-таки завершил свое кругосветное путешествие, правда, образом совершенно мистическим: если в Красноярске с горы, на которой находится Троицкое кладбище с памятником Резанову, спуститься вниз к Енисею, то под горой мы попадем на место, которое уже прочно вошло в жизнь горожан с названием… Кронштадт! Кто и когда назвал так это место, мне неизвестно, но кажется, что здесь распорядилось само Провидение…
Не помню уж, сторонники какой религии (а может быть, и многих) считают: пока о человеке вспоминают, он жив и живет среди нас. Наверное, это так…
Свежие комментарии