8 Толковая Библия

"И сказал Господь Бог... сотворим..." Нетрудно видеть здесь довольно близкую аналогию с словами божественного совета перед сотворением первого человека (1:26) и точно также, следовательно, находить здесь доказательство важности того акта, о котором они говорят.

"не хорошо быть человеку одному..." Слова эти отнюдь не означают того, что Бог будто бы сознается в несовершенстве своего творения и как бы вносит в него поправку, — в планах божественного промышления, без сомнения, все это было уже заранее предусмотрено и преднамечено: но они указывают лишь на тот факт, что одиночество тяжело и нехорошо для человека, ибо лишает его самых близких и удобных средств к всестороннему развитию своей личности, успешнее всего происходящему, как известно, в общении с себе подобными.

"помощника, соответственного ему..." В этих словах, с одной стороны, указывается на высокое достоинство жены, ибо она подобна мужу, т.е. так же, как и он, носит в себе образ Божий, с другой — отмечается и ее, несколько как бы зависимое от мужа, положение, поскольку всякий помощник стоит в общественном смысле ступенью ниже своего непосредственного начальника.

Прежде чем перейти к подробному изложению самой истории творения первой жены, бытописатель кратко отмечает еще один факт, послуживший ближайшим поводом к этому творению.

"Господь Бог образовал..." Образовал, разумеется, гораздо раньше, именно в пятый и шестой дни творения (1:21 и 25), если же здесь бытописатель снова возвращается к этому факту, то он делает это лишь для общей связи повествования.

"И привел (их) к человеку, чтобы видеть, как он назовет их..." Этим указанием бытописателя сам Бог поставляется в роли наблюдателя и верховного руководителя первым опытом человеческой речи. "Авторитет Ж..-Ж.. Руссо и великого филолога и философа Вильгельма Гумбольдта согласны с тою мыслью, что для человечества и не было другого исхода из младенческого неразумного лепета, как божественное Откровение, давшее ему готовую форму для выражения его мысли, или, лучше сказать, давшее ему мысль и форму вместе" (Властов, "Священная Летопись", I, с. 30).

"И нарек человек имена всем скотам..." Так как это наречение не было случайным, а основывалось на знакомстве с природой нарекаемых существ и по большей части заключало в своей основе указание на более характерное свойство будущего носителя того или другого имени, то оно свидетельствует о сравнительно высоком состоянии умственного развития первого человека. Кроме того, по толкованию святого Иоанна Златоуста, наречение Адамом животных указывало на его господство над ними (Пс. 8:6-7[64];): "у людей есть обычай полагать знак своей власти в том, что они, купив себе рабов, переменяют им имена; так и Бог заставляет Адама, как владыку, дать имена всем бессловесным" (Иоанн Златоуст).

"но для человека не нашлось помощника..." В этих словах звучит как бы тихая грусть первого человека, возбужденная сознанием своего полного одиночества на земле, и слышится явное и сильное желание его к восполнению недостающего, что милосердый Господь и не замедлил вскоре же осуществить.

"крепкий сон".., Что сон, наведенный Богом на Адама (по-еврейски — тардема), не был обыкновенным и естественным, а вдохновенным и экстатическим (???????? — LXX), об этом говорит как контекст речи, так и библейское употребление этого слова (Быт. 15:12[65]; 1 Цар. 26:12[66]; Ис. 29:10[67]).

"И создал Господь Бог из ребра... жену..." Эта библейская деталь многим кажется соблазнительной и на основании ее одни весь данный рассказ о творении первой жены считают мифом (рационалисты), другие толкуют его аллегорически (некоторые даже из отцов и учителей Церкви). Но самый характер данного библейского повествования, отмечающий с такою тщательностью все его детали, исключает здесь возможность аллегории. Что же касается ссылки на якобы очевидную невероятность и неестественность данного процесса, то там, где идет дело не об обычном явлении, а чудесном, сверхъестественном событии, она, по меньшей мере, неуместна. Начало человечества было экстраординарной эпохой. Духовный смысл этого повествования раскрывается в нескольких местах Священного Писания (Тим. 2:11-13[68]; Еф. 5:25-26[69]), а именно, факт единства природы мужа и жены, а через то и всего человечества, основание их обоюдного влечения и характер их должного взаимоотношения.

"И сказал человек..." По мнению всех лучших толковников, Адам, находясь в глубоком таинственном сне, во время которого Бог вынул у него ребро для создания ему жены, не терял своего сознания, почему и мог сказать эти слова.

"вот, это кость от костей моих и плоть от плоти моей..." Это обычное библейское изречение, выражающее идею тесного физического родства, быть может, ведущее свое начало именно от этого первобытного факта (Быт. 29:14[70]; Суд. 9:2; 2 Цар.5: 1;1 Пар. 11:1 и др.).

"будет называться женой, ибо взята от мужа..." Еврейское слово "жена" (ишша)произведено от слова "муж" (иш) и этим самым навсегда запечатлело в себе ясный намек на историю ее происхождения.

"Потому оставит человек отца своего и мать свою…" Слова эти следует приписывать самому Богу, освятившему таинство брачного союза и давшему его основоположение на будущее время. Заключенная в этих словах мысль, с одной стороны, удостоверяет богоучрежденность брака, с другой — провозглашает два основных его закона — единство и нерасторжимость, как толкует и само Священное Писание (Мф. 19:4-5; Мал. 2:14-15[71]; 1 Кор. 6:16[72]; Еф. 5:31 и др.).

"и прилепится к Жене своей; и будут (два) одна плоть..." Слово "прилепится" по еврейски выражено глаголом дабак, означающим поглощаться, ассимилироваться, уподобляться (Втор. 10:20[73]; 3 Цар. 11:2[74]), и, следовательно, указывает не столько на физическую связь между супругами, сколько на духовное объединение их интересов, настолько тесное, что они должны представлять собой уже не две особых, а как бы одну общую личность. Этот тесный духовно-нравственный союз супругов, как в Священном Писании, так и у отцов Церкви служит образом союза Христа с Церковью (Еф. 5:30-31; Иоанн Златоуст, Августин и др.).

"И были оба наги... и не стыдились..." До грехопадения первые люди не имели нужды в одежде и не были знакомы с ощущением стыда, который есть уже плод греха (Быт. 3:7[75]; Рим. 6:21[76]).

Все духовные и физические силы первых людей находились в такой чудной гармонии и были так уравновешены, что естественный вид телесной наготы не пробуждал в них никаких нечистых мыслей и грязных пожеланий; а их физическая природа была настолько вынослива и крепка, что не нуждалась ни в каких средствах защиты от атмосферических влияний.

"Змей..." Природа этого змия довольно загадочна: по некоторым своим признакам, напр., по самому своему имени, по принадлежности к животному виду, по отличающей его хитрости (Мф. 10:16) и по наложенному на него наказанию — ползания по земле (14 стих этой главы) — он, несомненно, представляется в Библии обыкновенным, естественным змием, но целый ряд других признаков, как-то: дар речи, осведомленность в существовании заповеди, необыкновенная хитрость и коварство, а также утверждение необычайной для естественного змия продолжительности его существования (14) — все это говорит нам о каком-то высшем сознательно разумном существе. Посему, правильным пониманием этого змия будет то, которое объединит все эти вышеуказанные черты, как, напр., это и делает святой Иоанн Златоуст, говоря; "следуя Писанию, надобно рассуждать так. что слова принадлежали диаволу, который возбужден был к этому обману завистью (Прем. 2:24[77]), а этим животным (т.е. обыкновенным змием) воспользовался как удобным орудием" (Иоанн Златоуст).

Присутствие в этом змие диавола-искусителя согласно утверждается и многими другими местами Священного Писания, в которых диавол называется "человекоубийца от начала" (Ин. 8:44), первовиновником на земле зла (1 Ин. 3:8; Прем. 2:24) и даже прямо "древним змием" (Откр. 12:9-10).

"И сказал змей жене..." Коварный змий обращается к жене, как слабейшему сосуду (1 Тим. 2:14[78]; 1 Пет. 3:7[79]), в справедливом расчете легче через нее достигнуть цели; к тому же жена, вероятно, не сама лично слышала заповедь от Бога, а получила ее уже от мужа и потому знала ее менее устойчиво и твердо.

"не ешьте ни от какого дерева..." Соблазнитель намеренно преувеличивает тяжесть заповеди, чтобы тем самым сбить жену с толку и поселить в ней нерасположение как к самой заповеди, так и к ее Основоположнику.

В ответе Евы обращает на себя внимание недостаточно точная формулировка ею божественной заповеди (ср. 2:16), именно, прибавка к ней слов: "и не прикасайтесь к ним..." В этом многие комментаторы усматривают как бы упрек Богу со стороны Евы за излишнюю суровость и трудность Его заповеди и глухое недовольство этим.

"чтобы вам не умереть..." Случайный и внешний мотив для соблюдения заповеди (2:17) Ева поставляет здесь главным и даже единственным. "Из сего догадываться можно, — справедливо замечает и Филарет, — что мысль о строгости заповеди и о страхе смерти уже начинала затмевать в ней чистое чувствование любви и благоговения к Богу-Законодателю".