Эльфика
ИВАН-ЦАРЕВИЧ
Посвящается Ивану.
Посередь Змеиного Болота, на кочке, сидел Иван-царевич и вдумчиво грыз бутерброд с «боярской» ветчиной. Припекало солнце, пищали комары, время от времени чавкала трясина. На краю болота, у опушки леса, стояли два лося – он и она.
- Ну и чего мы перлись через весь лес? Что ты мне показать-то хотел?
- Дык вон, смотри! Иван-царевич, собственной персоной. Может, раз в жизни на царевича и посмотришь вживую. А не в трапезной, с точки зрения бифштекса из лосятины.
- Чего это он сидит? – с недоумением спросила лосиха.
- Лягушку ждет, - объяснил лось.
- А зачем???
- А кто ж его знает. Хочет, стало быть. Вот и ждет.
- И давно он так?
- Давно. С весны. Каждый день, как на боевом дежурстве. Утром садится, на ночь – в шалаш, вон, на опушке построил. Сюда уже весь лес на экскурсии ходит.
- А лягушка-то где?
- А кто ее знает? Ускакала. Недаром ее Лягушкой-Поскакушкой родители назвали.
- Ой, а там вон что за кипеж?
- А-а-а… Это царский кортеж едет. Родители. Ивана. Проведать, стало быть, отпрыска. Давай смываться, пока стрельцы не заметили. Они знаешь какие меткие!
Лось с лосихой ломанулись через бурелом в чащу. А к болоту действительно подъехал царский кортеж. Из кареты, охая, вылез царь и подал руку царице.
- Вааань! Ванятка! Ну как ты там?
- Сижу, - степенно отозвался Иван-царевич, отряхивая крошки с кафтана.
- Ванечка, сыночек, вылезай оттуда! – запричитала царица. – У нас гусляры новые понаехали, скоморохи…
- Понаехали тут, - проворчал себе под нос царь. – Иван! Кончай это дело. Возвращайся во дворец.
- Не могу, - покачал головой Иван. – Она скоро прискачет, голодная. Мне еще комаров на обед наловить надо.
- Да фиг с ней! Пусть сама ловит. Она к этому сызмальства приучена.
- Пап, ну ты чего? – с легким упреком глянул на него Иван. – Раз она стрелу поймала, так я теперь должон свою карму отработать.
- Ваааань! – взмолился отец. – Да какая стрела??? Это ж шутка была! Пошутил я так, Вань!
- Ага, пошутил… Старшой и средний вон на своих женились, и кроме шуток, живут.
- Ну так они же того… На боярской дочке и на купеческой! Пусть не фонтан невесты, но все ж не лягушки…
- Ну и пусть. А у меня вот – лягушка. Царское слово крепкое, не след царевичу его нарушать. Ты ж меня сам уважать перестанешь, папа.
- Ванечка, сыночек! – заплакала царица. – Может, ей отступного дать? Ну там, комарами хоть… А то заморских москитов ей из Амазонии выпишем… Посули ей, а? Может, отпустит?
- Да ну, мам! Какие москиты? Тут и с комарами-то… Ей не напомнишь – так она и поесть забудет. Безбашенная…
- Ах ты, господи, горе-то какое, - зарыдала царица.
- Ладно, сын! Хоть ты и упертый, а уважаю, - сдвинул корону набекрень царь. – Истинный государь, и слово твое царское! В меня, подлец.
- Спасибо, папа, - благодарно кивнул Иван.
- Мы тут с матерью тебе поесть привезли. Икорки там белужьей, капусты квашеной. Хлебца ситного.
- Мы, Ванечка, в шалашике все сложим, как всегда, - хлюпнула носом царица. – Ладно, поехали, отец. А ты, Ванечка, подумай, подумай!
Царь дождался, пока царица отойдет, и, понизив голос, сообщил:
- Я тебе там наливочки бутыль сунул. Вишневая! Знаю, мать не одобряет, но от болотных миазмов очень пользительно! Бывай! На днях еще заглянем.
- Пока, мам, пока, пап, - попрощался Иван-царевич, вглядываясь в бескрайнее болото – не скачет ли его суженая.
Царский кортеж двинулся в обратный путь. Немного погодя, рядом с кочкой с шумом забурлила болотная жижа, и из пучины высунул зеленую одутловатую рожу местный хозяин – Водяной.
- Ну чего, Вань? Привезли?
- Да привезли, привезли!
- Вишневая?
- Вишневая! Ой, не увлекайся ты спиртным, опасно это! Затягивает…
- Чего там «затягивает»??? Дальше болота не утянет, а я и так тут пожизненно... Хронически, можно сказать!
- Ну, смотри сам. Там, в шалашике.
Водяной вылез на берег и пошлепал к шалашику. Вскоре оттуда раздалось долгое бульканье, чавканье, а потом и песня: «Меняя засосааала опаааснаяяя трясиииина…». Потом появился довольный Водяной и потрусил обратно к болоту.
- Эх, Ванька! Хороший ты царевич! Уважаю! Только вот чего ты тут сидишь – ума не приложу? Тебе что, в стольном городе девок мало?
- Девок-то много. Лягушек мало, - отмахнулся Иван-царевич.
- А на фига она тебе, наша-то? Маленькая… Зелененькая… Пучеглазенькая… Ни вида, ни величия.
- Стрелу она поймала. Ничего не попишешь! Судьба.
- Эх, злодейка же эта судьба! Какие шутки шутит! Такой красавчик, прямо кровь с молоком! А вот сидишь на кочке, ждешь лягушку… И чего ты в ней нашел?
- А не знаю. Потешная она. Прыгает, квакает. Комаров смешно ловит – все время промахивается. Еще смеется забавно – рот до ушей, все зубы наружу. Я как на нее посмотрю – так сразу хорошее настроение.
- Ну так на боярышень бы смотрел!
- Да ну их! Надоели. Они все пыжатся чего-то, перед друг другом выпендриваются, меж собой толкуют только про женихов, наряды да бусики яхонтовые. И обижаются много. Скучно мне с ними. Я уж тут, на кочке.
- Ну, смотри, тебе жить. Я, Вань, того… Ближе к вечеру-то еще к шалашику наведаюсь?
- Да на здоровьице. Буду только рад. Для хозяина ничего не жалко.
- Ладно, бывай! Я тебе сейчас черта болотного пришлю. Он там донной тины для твоей красавицы добыл. Грязевые обертывания делать, она просила.
- Ага, здорово! За это тебе царское спасибо и поясной поклон! Присылай!
Водяной с шумом ушел под воду. Иван заулыбался – представлял, как лягушка будет выглядеть, если ее обмазать донной тиной и слегка промассировать по шкурке. Получалось прикольно.
- Ивааан, - с придыханием сказал кто-то низким грудным голосом, и на глаза ему сзади легли две холодные руки.
- Кикимора, не балуй, - строго сказал Иван-царевич. – Лапы-то ледяные!
- Ну что, уж и поиграть нельзя? – заканючила Кикимора, присаживаясь на соседнюю кочку. – Ну что? Сидишь?
- Сижу.
- Ждешь?
- Жду.
- А чего ждешь? Она вон где-то скачет и о тебе вообще не вспоминает, может быть.
- Ну и что? Поскачет – прискочит. А увидит – так и вспомнит. Тебе-то что?
- Так жалко мне тебя, царевич! Сам видный… Кафтан золотом шитый… Сапоги сафьяновые… Взгляд, осанка! Истинный чмо, право слово!
- Не «чмо», а «мачо», сколько раз тебе говорить? Ты, Кикимора, если уж иностранные слова употребляешь, так хоть в словарь заглядывай. А то обидишь кого невзначай – отбуцкают тебя, и будешь знать!
- Ага, конечно… Беззащитную Кикимору каждый обидеть рад…
- Не прибедняйся. Ты сама кого хочешь обидишь. Чего явилась-то?
- Ой, Вань! Я тут чего подумала? Ты ее, свою зелень пузатую, целовать-то пробовал?
- Не-а. А зачем?
- Ну так в сказках же как? Поцеловал лягушку – и превратилась она в царевну! Тебе чего, няньки в детстве не рассказывали???
- Да рассказывали. Только это… Царевен я видал-перевидал. И не сочтешь! Они мне еще во дворце надоели. Даже хуже горькой редьки. Мне лягушка больше нравится. Ни у кого такой нет, только у меня. Не, не буду целовать.
- Ох, Иван, и странный ты царевич! Обалдеваю просто. Ну, да ладно – ты сам себе монарх, тебе виднее.
Вдалеке раздался шум, плеск, треск. Кикимора завозилась.
- Пойду я. А то вон твоя лягушонка в коробчонке едет. Экая она у тебя беспокойная. Опять все болото взбаламутила! Тоже мне, лягушка-путешественница…
Но Иван уже плохо слушал Кикимору. Он приподнялся с кочки и всматривался из-под руки в том направлении, откуда доносились звуки. Не врала Кикимора: скоро он увидел свою суженую-ряженую. Лицо его расцвело улыбкой: до чего ж потешно она чапала – шумно, поднимая тучи брызг, выпученные глаза вращаются в разные стороны, лапки врастопырку, улыбка во всю физиономию, да еще какие-то цветочки за собой волокет.
- Ивааааанище! – завопила она еще издали. – Смотри, какие я кувшинки нашла на том краю болота! Ты щас рухнешь! Реликтовые!
- Кувшинки ей, - ворчливо сказал Иван-царевич. – Шлындаешь весь день, а сама, небось, еще и не поела. Комаров будешь?
- Буду! – радостно согласилась лягушка. – Голодная – страсть, я все буду! Мне тебе столько надо рассказать…
После ужина сидели на кочке, как обычно – закатом любовались. Лягушка на рукав Иванов забралась, к широкому плечу прислонилась.
- Иван! А хочешь, я шкурку скину, девицей обернусь? – спросила лягушка. – Я ж все-таки от рождения царевна… волшебная я, ты ж знаешь.
- Ну вот еще придумала, - строго глянул не нее Иван-царевич. – Ну скинешь, ну, обернешься, и что? Придется тебя в стольный город вести, родителям показывать. А там опять – шум, гам, дворцовая жизнь, балы-приемы… ничего хорошего, словом!
- А тебе тут, на болоте, не скучно? – обеспокоенно спросила лягушка. – Ты ж к покоям царским привык!
- Да ну их, эти покои! Ерунда это все. На самом деле там тебе покоя нипочем не дадут, так и будут дергать с утра до вечера. Настоящий покой – тут, у нас, на болоте. Солнечно… тепло… спокойно… лес кругом… жители дружелюбные… ты рядом… Хорошо!
- А как холода настанут?
- А шалашик на что? Я его до снега утеплю, обустрою. Ничего, перезимуем!
- Вань, а ничего, что мы всю сказку нарушили? Там же не так все было?
- А ничего! Другую сложим. Даже не одну. Чего еще делать в шалаше долгими зимними вечерами? Только сказки складывать! Давай-ка, прыгай ко мне за пазуху, лягушка-болтушка! А то свежо становится – еще замерзнешь, возись с тобой потом.
- А хорошо все-таки, что у тебя руки кучерявые, - сонно пробормотала царевна-лягушка, устраиваясь за пазухой. – Не запули ты тогда стрелу на болото, страшно подумать, что было бы.
- А ты не думай, ты спи, - скрывая улыбку, назидательно посоветовал Иван-царевич. – Стрелы, между прочим, прилетают всегда, куда следует. И «кучерявые руки» здесь вовсе ни при чем! Насочиняешь вечно… Одно слово – лягушка!
Свежие комментарии