На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети "Интернет", находящихся на территории Российской Федерации)

Тайная доктрина

2 008 подписчиков

Свежие комментарии

  • Юрий Ильинов
    https://taudok.mirtesen.ru/blog/43790995353/Sanktsiyami-protiv-rossiyskih-resursov-Zapad-zagonyaet-sebya-v-t?utm_refe...Ревность прибалти...
  • Алексей Сафронов
    Надеюсь, а скорее уверен, что умственно отсталые приЕбалты с ещё большим упорством продолжат членовредительство.Ревность прибалти...
  • Юрий Ильинов
    У нас не война, а СВО. С российской армией сражается нацистская Украина. Запад при этом устраивает нам различные подл...Ревность прибалти...

2 ПОЧТИ НЕВЫДУМАННЫЕ РАССКАЗЫ О ЛЮБВИ

https://s30662109275.mirtesen.ru/blog/43343471231/Pochti-nev...

ТЭА

------------------

Варю обед, а в голове грустные мысли бродят. Как жить без нежности, без доброго слова, одобряющего взгляда? Как можно спать вместе, если ничего этого не осталось?

Все равно, что есть суп без соли. Вроде бы все в нем есть, а в рот не лезет.

Но почему он никак НЕ ОТПУСКАЕТ нас домой? Несмотря на мои упорные просьбы. Может, мы все же нужны ему?

В эти невеселые раздумья вторгается телефонный звонок. Эти странные звонки раздаются почти каждый день. На этот раз слышу в трубке... песню на русском языке!

"Вспоминай меня хотя бы иногда,
Я хочу пылать от страсти, как тогда..."

Слушаю песню и смеюсь. Муж удивленно смотрит на меня. К сожалению, в своей жизни я пылала от страсти только с ним, поэтому даже предположить не могу, кто же это шлет мне такой пламенный привет.

Может, ошибка?

Но какая замечательная ошибка!

Муж подходит, берет трубку, слушает, отключается ...

- Эта шутка может нам дорого обойтись. Возможно, за этот звонок придется платить нам.

- Спасибо тебе, кто бы ты ни был, - мысленно благодарю я. – Спасибо тебе за твою незатейливую песенку. Она мне сейчас очень, очень нужна.

Стою на своем любимом балконе, выходящем в оливковый сад, смотрю на горы, залитые солнцем. Большие темные тени от облаков скользят по горам, соскальзывают с них и растворяются в светлой небесной голубизне.

Неожиданно чувствую рядом с собой присутствие... старого Пьетро.

Со дня его смерти прошло уже больше месяца.

Не знаю, как это объяснить, но меня заполняет, окутывает ЕГО ЛЮБОВЬ.

Он прощается со мной.

Звонок телефона заставляет меня вернуться в комнату.

- Ленка, солнышко, как я рада тебя слышать! – кричу в трубку. Это моя близкая подруга вспомнила обо мне. Звонит из Киева!

- Как ты там? Все еще жаришься на сковородке в своем аду? – насмешливо спрашивает она, и моя радость тускнеет.

- Жарюсь, - обреченно говорю я.

- Ну да, ты же у нас мазохистка, - вздыхает она. – Пока еще никого не встретила?

- Ты с ума сошла! Кого я здесь встречу с тремя сорванцами?! И вообще, кто мне нужен, если я ЛЮБЛЮ ЕГО.

- Ты-то любишь... Только этого далеко недостаточно для того, чтобы ощущать себя счастливой.

Оглянись вокруг. Ты умна, талантлива, красива, в тебе море любви! Думаешь, эти сокровища никому не нужны?

Он ведь Буратино, деревянный мальчик! Ни дать любви, ни взять не умеет.

У вас хоть домработница появилась или ты по-прежнему все на себе тянешь?

Молчу.

- Уж лучше одной жить, чем так.

Там тебе никто не поможет, если свалишься от такой жизни. Помнишь, Наталочку, певицу? Тоже по большой любви в Германию поскакала. Умерла недавно!

- Как?! Ей же и сорока не было! От чего?!

- Кто теперь разберет? Мать ее, тетя Оксана, с ума сошла. А больше у них никого нет.

Возвращайся! Здесь тебя ждут родные, друзья... Здесь уйма помощников, а там... – сплошной садомазохим. Садизм – с его стороны, а мазохизм – с твоей.

Полная гармония.

Снова молчу, думаю о том, что она, к сожалению, права. И сколько же еще седых волос появится у меня, прежде чем Пиноккио превратится в человека?

Если превратится.

- Ему тоже нелегко, - говорю, наконец.

- Так пусть не жалеет денег, помощницу возьмет.

- Дело не в деньгах, никто не хочет...

- Пусть платит больше – толпа желающих набежит!

И в этом она права, моя мудрая подруга. Только мне от ее мудрости что-то совсем тошно стало.

- Кстати, ты песенку мою услышала? – вдруг спрашивает Ленка.

- Так это ты подарила мне кусочек радости в самый грустный момент?!

- Да у тебя таких моментов навалом. Ты хоть подумала, кто бы это мог быть?

- Лен, я знаю, ты хотела заинтриговать меня своими звонками, заставить думать о другом мужчине, но...

- Все понятно, подруга. Пока, - невесело прощается она.

Возвращается из магазина муж. Все вместе выгружаем из необъятных сумок коробки, пакеты, фрукты.

- Ананас! Клубника! Черешня! – радуются дети. Муж доволен.

- У нас сейчас клубнику корзинами покупают, а черешню – ведрами. А не малюсенькими коробочками, - мстительно думаю про себя. – И ананасами тоже никого не удивишь.

Молчу, ничего не говорю. Не хочу разрушать их радость.

Дело ведь не в ананасах. И не в черешне с клубникой.



9

Муж собирается к матери. Теперь он ездит туда довольно часто.

- Слушай, а почему бы тебе не взять детей? – предлагаю я.

- Всех троих? - он очень удивлен.

- Ты же знаешь, что никто не захочет дома остаться. Или всех – или никого.

- Хотите к бабушке? – спрашивает он.

- Хоти-и-и-им!!

Там луна-парк, море, да и бабушку они жалеют. Знают, что ей скучно одной.

- А ты? – слышу главный вопрос.

- А я останусь дома и закончу рассказ про Страделлу. Ведь если я не приеду, - тороплюсь объяснить ему, - Мария никуда не убежит. Все равно ей готовить обед, заодно и детей покормит.

Все-таки чему-то я здесь научилась.

Спешно собираю детей, даю им тапочки, сменные футболки, бананы.
Вот и все.

Легче надо смотреть на жизнь!

Сажусь за компьютер, впервые за полгода. Ощущение такое, что кислорода вокруг стало больше. Дышу, наслаждаюсь.

Петька нечаянно уронил книгу про Страделлу, и от нее оторвалась обложка.

Взбешенный муж ударил ребенка. Это случилось впервые, но я всегда со страхом ждала, что шалости детей могут привести к подобной реакции.

- Знаешь, - сказала я мужу, - с болью слушая громкие всхлипы малыша, - нам, наверное, лучше уехать домой.

Он ничего не ответил.

Близнецы закончили школу с хорошими и отличными оценками, а министерский тест по математике написали лучше всех в классе.

И все же мое воспитание себя не оправдало. Мы не вписались в этот благополучный мир.

Поэтому возвращаемся к себе. Туда, где люди более серьезны и агрессивны. Туда, где нет моря, а пение птиц заглушается грохотом машин.

Туда, где уровень радиации повышен.

Зато уровень равнодушия значительно ниже.

Ми фай спунтар ле лагриме, фрателло,
Ведо, ке ла туа вита нон э аллегра...,

(Ты заставляешь плакать меня, брат,
Вижу, что жизнь твоя не радостна…)

- учили наизусть мои близнецы стихотворение Бертольда Брехта.

- Это ведь обо мне, - сказала я мужу. – Это моя жизнь «нон э аллегра», а всем на это глубоко наплевать. Вы готовы помогать инвалидам, африканцам, чукчам, но не видите, что рядом с вами человеку плохо. И очень тяжело.

Он промолчал. Как всегда.

И только в аэропорту он заговорил.

- Ты вернешься?

- Я устала. Я ОЧЕНЬ УСТАЛА.

Мы в салоне самолета. Никаких драк за место у окна. Мальчишки тихо сидят на своих местах и о чем-то думают.

- Вы любите папу? – неожиданно спрашиваю их.

Все трое синхронно кивают головками. И Петька тоже.

Звонит мобильник. Это Лилия.

- Ты вернешься? – В последнее время она стала забывать мое имя. Да и запоминала она его двенадцать лет назад с большим трудом, все время путала. А вот старый Пьетро так и не запомнил, всегда называл меня «она».

Я молчу. Впервые ощущаю свое сердце. Оно не болит, а... ноет. Словно плачет.

- Ты вернешься? – повторяет Лилия.

Подходит стюард.

- Синьора, самолет сейчас взлетит, необходимо отключить мобильный телефон.

Я поспешно киваю.

- Мы вернемся! - кричу в трубку. - Лилия, ты меня слышишь? Мы вернемся и будем жить вместе.

- Спасибо тебе, - почему-то говорит она.

Маттео протягивает мне фотоаппарат, и я вижу... ЕГО, своего мужчину.

У него беспомощные и добрые глаза. Как у папы Джепетто, когда он смотрит на своего Пиноккио... Как у маэстро Бертини, когда он берет в руки свою скрипку... Как у всех любящих людей.

- Когда ты сфотографировал папу? – спрашиваю Маттео.

- Когда вы с ним разговаривали, - отвечает он.

Значит, эти любящие глаза смотрят на меня...

А Я, КАК ВСЕГДА, НИЧЕГО НЕ ЗАМЕТИЛА.

Самолет бежит по взлетной полосе.

Вынимаю из сумочки мобильник, набираю его номер:

- Мы вернемся. Мы обязательно вернемся.

- Я люблю тебя, - говорит он, и голос его прерывается.

Стоящий надо мной стюард не решается вмешаться в наш разговор и молча смотрит, как я плачу.

- Простите, - выключаю мобильник и прячу его в сумку.

- УРА-А-А! – хором вопит моя троица.

МЫ ЛЕТИМ...

Магическая формула


- Это курочка-королева, - показывала я пятилетней Анютке и двухлетнему Матвейке золотую курицу невиданной красоты с хохолком-короной и пышным сверкающим хвостом. - Злая фея превратила ее в курочку, но скоро она снова станет королевой.

Малыши слушали, разинув ротики, и засыпали меня вопросами:

- А что она делает ночью?

- А почему она ест зернышки, ей же невкусно?

- А эти курочки ее слуги?

Я отвечала подробно и серьезно.

Мне даже удалось уговорить бабушку и дедушку не трогать курицу. Уже затеплилась надежда, что та помрет своей смертью.

Но не судьба.

Утром мама вошла в комнату с умирающим видом:

- Помоги мне ощипать курицу, я плохо себя чувствую.

В подвале лежало прекрасное создание – без головы, но в по-прежнему сверкающем золотом пушистом наряде.

Рука не поднималась трогать эту красоту.

Я опустила роскошные перья в кастрюлю с кипятком. Королевский наряд изрядно потускнел. Прекрасные золотые перья постепенно собирались в грязную кучку. Внутри лежало пять яичек – одно в скорлупе, а остальные – желтки, один крупнее другого.

- В принципе подобная участь ожидает каждую женщину, - философствовала я, ощипывая курицу. – Заботливый супруг-хозяин то и дело обмакивает в кипяток, постепенно превращая золотые перья в кучку дерьма.

Первая ссора, первый аборт, первая измена – привыкание к кипятку с каждым разом происходит все быстрее, а золотых перьев становится все меньше. И вот блюдо готово к употреблению. Голенькая, без перышек, на тарелочке, с аппетитно хрустящей корочкой. Идеальная, все понимающая и прощающая жена, хозяйка, мать - лучший друг и советчик.

Но вот голод утолен, аппетит пропал, глаза не смотрят на объедки, оставшиеся на блюде.

Что делать?

Конечно же, искать новую курочку – помоложе и поаппетитнее.

НЕНАВИЖУ МУЖЧИН-КОЗЛОВ.

Ненавижу их пренебрежительные взгляды, ироничные замечания, кривые ухмылки. Мужчина, который способен сравнить полную женщину с коровой, должен называться КОЗЛОМ. И никак иначе.

Мужчина, презрительно хмыкающий при виде сеточки морщинок, слишком рано легших у глаз, мужчина, неспособный увидеть в увядающей женщине ее прекрасную женскую суть, мужчина, с похотливым блеском в глазах гоняющийся за молоденькими козочками... – это всего лишь стареющий неудачник, глушащий собственный комплекс неполноценности. Повысить собственную самооценку, унижая другого, – старо как мир.

А эти глупые курицы прихорашиваются, удаляют целлюлит, покупают горы тряпок и косметики, тратят жизнь на самоистязание – диеты, тренинги, операции. И все ради того, чтобы заарканить очередного козла и с готовностью лечь сначала на сковородку, а потом на блюдо.

Как только я поняла, что мой первый муж просто-напросто самоутверждался за мой счет, все страдания испарились.

И тут же явилась ЛЮБОВЬ. Я вновь стала ПРЕКРАСНОЙ ЖЕНЩИНОЙ. Один за другим появились малыши, и я впервые в жизни ощутила аромат счастья.

Пока я страдала, мои родители сочувствовали и жалели меня, но стоило мне стать счастливой, озлобились по-черному.

А детей любят. Очень. И не видят, не понимают, откуда ноги растут. Не будь нелюбимого зятя, все мои золотые перышки уже давно сгнили бы в помойной яме. С ним же я творю, ращу таланты, даже пишу музыку, песни, которые с удовольствием исполняют мои ученики и наш детский хор.

И еще одна беда. Любимый начал слишком часто выпадать из моей жизни. Даже когда он в соседней комнате, его нет. С ним бывает очень холодно и одиноко. Позарез не хватает ласки, участия.

Иногда я ловлю себя на том, что превращаюсь в нищенку, как подаяние вымаливающую улыбку, добрый взгляд, ласковое слово.

Мучительное ожидание звонка, неуверенность в себе, своей женской привлекательности, сжигающая душу ревность - не имеющая видимого основания и от того еще более жестокая.

А с другого фланга наступают родители – виртуозно нащупывают самые больные места и снайперски бьют по ним. Мастерски разжигают подозрения, провоцируют, роняют невзначай убийственные намеки.

При этом великодушно помогают во всем, "не щадя живота своего". А между делом раскрывают детям глаза на гадкого папу и глупую маму.

Я начала ненавидеть. Сначала тихо. А потом со взрывами и вулканическими извержениями.

Они пугались, отступали, затаивались. И снова нападали с утроенными силами. Всем родным и знакомым в подробностях излагалось мое поведение. Я стала притчей во языцех и виновницей всех родительских болезней – гипертонии, мигреней, сердечных приступов и т.д. и т.п.

Причиной сегодняшнего недомогания матери тоже стало наше очередное выяснение отношений. Вчера вечером мы долго вопили, не слыша и не слушая друг друга. Как слепой с глухим. А потом, как всегда, бессонная ночь, чугунная голова и ощущение тошноты внутри.

- В своих болезнях каждый виноват сам, - неожиданно сказала я матери, придирчиво инспектировавшей разделанную курицу. - И нечего искать причину во мне.

Сама не понимаю, как у меня вырвалась подобная фраза. Вообще-то я постоянно ощущаю себя виноватой и вот уже десять лет волоку на себе неподъемный груз ВИНЫ.
А собственно, в чем она, моя вина?

Не я первая, не я последняя. Недаром же родились в народе поговорки:
"Любовь зла, полюбишь и козла". "Сердцу не прикажешь".

Чем не оправдательный вердикт?

- Да пошла ты к черту! – вдруг выдохнула мать и в испуге уставилась на меня.

Надо знать мою маму, которая НИ РАЗУ В ЖИЗНИ не произнесла бранного слова, чтобы понять, до какой крайности я ее довела.

Онемев от удивления, я вдруг... рассмеялась. Она тоже.

- Слышала, тут неподалеку бассейн с сауной открылся? Может сходим? - предложила я.

Она согласно кивнула:

- Только сауна теперь уже не для меня.

- Ничего, поплаваешь в бассейне.

Слава предпринимателям! Этот райский уголок стал символом начавшегося очищения души.

Сидя на верхней полке парной, кстати, оказавшейся совсем не сауной, а настоящей русской баней, я блаженно думала о своем возлюбленном супруге, который не звонит вот уже неделю. Официально ухаживает за больной матерью, а на самом деле...

Чего только я не передумала за эти дни.

А СЕЙЧАС НЕ ХОЧУ.

- Да пошел ты в баню! – снова и снова повторяла я и с наслаждением ощущала... СВОБОДУ, разливающуюся в каждой клеточке тела.

Из бассейна я бежала, не успев толком высушить голову. За десять лет работы в музыкальной школе еще НИ РАЗУ не опоздала на урок.

Благополучно перебежав улицу, я угодила прямо в руки чудом возникшего передо мной милиционера. Как я его сразу не увидела?

Гордо отвергнув предложенные мною деньги, он начал занудно рассказывать о правилах перехода через дорогу.

Я уже хотела взорваться, но вместо этого закрыла глаза и послала его... в баню. Мысленно.

Он замолчал. Видимо, сбился с мысли. Интересно, что там у него в голове?
Явственно послышался скрип мозгов. Он никак не мог сообразить, отчего произошел сбой.

А я в это время с наслаждением охаживала его березовым веником. Он сладострастно стонал и охал... Дальше мое воображение забуксовало. После таких стонов надо приступать к ... короче, повышать уровень наслаждения. А он со своей лысинкой и круглым животиком совсем не вдохновлял на подвиги.

К счастью, продолжения не понадобилось.

- Больше не нарушайте, - лучезарно улыбнулся милиционер и стал похож на доброго Винни-Пуха. – Удачи вам.

Танечка Клюева – лучшее мое творение, которое выдвинули аж на областной конкурс юных пианистов, капризно надула губки, едва завидев меня.

Танечка – классический вампирчик. Полчаса напряженной работы – это ее предел. К концу первого часа она начинает выть - сначала потихоньку, а потом в полный голос.

Я пытаюсь стряхнуть с нее бусорь мирным путем – уговариваю, шучу, в общем, выделываюсь, как могу. К середине второго урока я, как правило, взрываюсь. Ору как бешеная. В такие моменты я активно ненавижу и ее, и себя, и Сильванского с Моцартом, которых мы безжалостно терзаем вот уже несколько месяцев подряд.

Получив от меня порцию черной энергии, она тут же прекращает выть и превращается в юного Моцарта – играет упоенно, с чувством.

А я ощущаю себя лохом, которого в очередной раз обвели вокруг пальца – ловко надули и обобрали.

На этот раз стоило только Танечке начать подвывать, как я мгновенно послала ее в баню. Танечка замолчала и недоуменно взглянула на меня.

- Играй, играй, - я представила ее несущейся по волнам верхом на дельфине... Смеющуюся, ликующую, счастливую, наполненную золотыми солнечными лучами.

На этот раз превращение в Моцарта состоялось без выдаивания из меня энергии.

- Браво! Молодец! Так держать!

Она смотрела на меня влюбленными глазами.

Дерюга, как мы в сердцах называем своего шефа Владимира Ивановича Дерюгина, обманул. Вместо обещанной машины потащились за сто километров на электричке.

Подумать только - на областной конкурс!

В электричке ко мне изо всех сил прижимался дурно пахнущий молодой мужик в черной кожаной куртке. Я отворачивалась, пытаясь ободрить прижавшуюся ко мне Таню.

Уже в зале обнаружила, что из сумки исчез кошелек. Там была солидная сумма – хотела купить в городе приличное зимнее пальто, заодно оплатить задолженности по квартплате.

- Попарься, - приказала я мужику из электрички, и он послушно отправился на верхнюю полку парилки прямо в своей кожаной куртке.

Я улыбнулась и почувствовала, как растворяется бессильная ярость, уже хотевшая овладеть мною.

Таня на глазах превращалась в юного Моцарта, поездка в тесной электричке явно пошла ей на пользу. Показав ей большой палец, я вышла в коридор - начиналось конкурсное прослушивание.

Моя ученица превзошла самое себя. Ей просто обязаны были дать первое место, но...

Не успев разозлиться, я послала не в меру упитанных членов жюри все туда же и... рассмеялась, увидев их, расположившихся в живописных позах на полках парной.

Обратно ехали сидя. Танюша моя грустила, а я... Мне было ХОРОШО. Без всякой на то причины.

- Тебе звонили из милиции, - встретила меня мама. – Взяли какого-то жулика и нашли у него кошелек с нашими квитанциями и деньгами. А ты небось и не заметила.

- Заметила-заметила, - успокоила я ее.

Утром позвонил мой пропавший супруг.

- Отец с сердцем в ту же больницу угодил, что и мать, - пожаловался он. – Всю неделю мотался между мужским и женским отделениями. Но теперь все пошло на лад. Ты меня любишь?

- А то, - засмеялась я. – Передай от меня большой привет родителям. Нас с Таней на конкурсе прокатили, приеду навестить.

- Правда?! – обрадовался он. – А знаешь, я сегодня тебе стихи написал. Хочешь прочту?

Я слушала любимый голос, безуспешно борясь со счастливыми слезами.

На следующий день уже в вестибюле школы я увидела широченную дерюгинскую улыбку. Он явно высматривал меня.

- Поздравляю! Только что позвонили из области – твоя Клюева едет на всеукраинский конкурс.

- Так ведь другую выбрали, - не поняла я.

- Да это же дочка, сама знаешь чья. Папаша не захотел позориться и снял ее кандидатуру.

В купе ехали втроем – мы с Таней и красивая женщина средних лет.
Таня спала на верхней полке, а мы чаевничали.

Я рассказывала свою историю.

- Представляете, эта формула оказалась магической! У меня все стало получаться!

- Это закономерно, - ничуть не удивилась попутчица. – Ведь мир – это зеркало, в котором отражаемся мы сами. Радуемся - он дарит нам радости, горюем – так и сыплются горести.

Таня стала лауреатом конкурса. Я заранее послала всех членов жюри – нет, не в баню... В солнечный морозный лес. Они мчались на лыжах по сверкающей лыжне, сияя от счастья. А Таня прыгала с трамплина и летела к звездам!

Боже, как она играла!

Мы едем в Рим. Надеюсь, мне не придется посылать членов международного жюри в русскую баню. Вряд ли они оценят это удовольствие.

Куда же мне их послать?

Знаю! Отправлю-ка их на Канарские острова! Зима, а там теплая, как парное молоко, вода, горы, пальмы! Ласковый приветливый Атлантический океан нежно качает на волнах, щедро дарит светлую, радостную энергию счастья.

Я воочию представила себя в этом блаженстве и вспомнила странную фразу нашей милой попутчицы:

- Готовьтесь к большим успехам!

(опубликовано в еженедельнике "Труд")

Спасибо, дорогая Эльфика!

Моя методика проста - сохранять радость в душе любыми способами, а все остальное приложится!

Рассказ "Искушение" связан с продолжением автобиографического рассказа "Выпускной вечер в Школе Ангелов". Вот он мой Тэта-Первый, во всей красе!
Прошло много лет, но до сих пор не могу равнодушно смотреть на седых мальчишек.
Рассказ написан во времена перестройки, дефицита, со всеми тогдашними реалиями.


ИСКУШЕНИЕ


Он появился в их офисе после обеда - высокий, сухощавый, совершенно седой мальчишка с озорными глазами.

- Нам предстоит работать вместе, - весело сказал он новым коллегам.

Оценивающе посмотрел на Ольгу и добавил, уже глядя только на нее:

- С вами без всякого сомнения стоит поработать.

Ольга улыбнулась. Она была неравнодушна к седым мужчинам, похожим на мальчишек. Вернее, стала к ним неравнодушна. Только что. Именно в этот момент.

А вообще она была очень даже серьезной девушкой и никогда ничего такого себе не позволяла. Изменить своему Жоре она не могла. Просто потому, что не могла. Табу.

- Меня зовут Николай.

- А как по отчеству? - решила уточнить Ольга.

Кажется, он ненамного моложе ее отца. Не хватало еще называть его Колей.

- Николай Сергеевич, если вам так больше нравится. Сергеев. Если хотите, можете звать меня по фамилии.

- А Сергеичем можно? - решила поддеть его Ольга. Что-то он слишком свободно себя чувствует.

- Вот это уже будет несколько фамильярно. А если честно, то ... В общем, на Сергеича я соглашусь не раньше, чем лет через двадцать.

С первой получки Сергеев купил большой торт, и они всем отделом отпраздновали это событие.

- Оля, можно вас попросить об одном одолжении? - он улыбнулся довольно нахально и одновременно застенчиво. Каким-то непонятным образом в нем уживались самые противоположные качества.

- Мне надо купить брюки, вы не могли бы поехать со мной в магазин в качестве консультанта?

Ольга удивилась. В мужских брюках она разбиралась слабо - в отношении покупок ее муж Жорик был абсолютно самостоятельным.

- А эти брюки вам кто покупал? - немного бестактно поинтересовалась она.

- Одна женщина, - смущенно ответил Сергеев. - Но она меня бросила. Очень давно.

Судя по брюкам, он говорил правду. Они были изрядно потертыми, хотя сидели прекрасно. По-видимому, у него были проблемы с деньгами.

- Ну, хорошо, - нерешительно сказала Ольга. - Только быстро, а то шеф рассердится, до конца обеденного перерыва ровно двадцать пять минут.

- Конечно! - обрадовался Сергеев. - Одна нога здесь, другая - там.

- Магазин закрывается на обед, - недовольно сказала хорошенькая продавщица, стоявшая у дверей, но, взглянув на Сергеева, улыбнулась:

- Хотя вы успеете, - и приветливо распахнула дверь.

- У вас обед? - виновато спросил Сергеев вторую продавщицу, немного постарше первой, но тоже очень миловидную.

- А что вы хотели? - с готовностью отозвалась та.

- Да вот брючки хотел бы купить.

Продавщица рысцой побежала в подсобку и вернулась с двумя парами отличных фирменных брюк.

- Вот это да! - обалдела Ольга. Такого сервиса она еще не видела.

Она мельком посмотрела брюки. Безупречные швы и строчки, классный фасон, модный материал. Одна пара - "Made in USA", другая - "Made in Italy". Никакого Китая, никаких поддельных ярлыков. И цена далеко не запредельная.

Пока Сергеев примерял брюки, она быстро оглядела одежду, лежавшую на витрине и висевшую в торговом зале, - ничего похожего. Капитализм еще только входил в жизнь, вернее, крался - застенчивыми, несмелыми шажками, и магазины наводняли дешевые подделки.

- Ну как, Олечка? - он застенчиво выглянул из-за ширмы.

Брюки сидели великолепно. Впрочем, и фигура у него была что надо.

- Берите обе пары, больше вам такие брюки не обломятся, - шепотом сказала Ольга. - Они сегодня, наверное, премию получили. Или в лотерею выиграли.

- Девушка, я успею вторую пару померить? - обратился Сергеев к продавщице.

- Меряйте, меряйте, не торопитесь, - она ласково взглянула на него и о чем-то зашепталась с вернувшейся подругой. Магазин уже закрылся на обед, в помещении не осталось ни одного покупателя. В кассе тоже никого не было.

- Может, они хотят деньги себе в карман положить? Наверное, какой-нибудь левый товар, - догадалась Ольга.

Но продавщицы полностью опровергли все ее нехорошие предположения. Они вызвали в зал кассиршу, и Сергеев честно заплатил в кассу сумму, указанную на ценниках.

- Приходите еще! - хором ответили все трое в ответ на его благодарность.

- Мы сэкономили целых десять минут, - довольно констатировал Сергеев. - Если вы, Олечка, не возражаете, давайте заскочим в гастроном. Возьму курицу, иначе - голодная смерть, я ведь холостяк. Заодно захвачу конфет к чаю для наших девушек.

- Здравствуйте, девицы-красавицы! - поприветствовал он сдобных, круглолицых продавщиц предпенсионного возраста. - А курочки у вас свеженькие?

Продавщицы оживились.

- Вот все вы, мужчины, такие, - довольно заулыбались они. - Все вам свеженьких подавай. А остальным как быть?

Они радостно вручили Сергееву аппетитную курочку, не забыв при этом внимательно рассмотреть Ольгу. Ей показалось, что в их взглядах проскользнула... зависть. Ну да! Обычная женская зависть.

Как бы то ни было, в ее покровительстве он нуждался меньше всего на свете. Перед ней продавцы так никогда не расстилались. У нее даже мелькнула корыстная мысль - а не взять ли его с собой в отдел женской одежды. Вдруг перепадет какая-нибудь сногсшибательная Франция или на худой конец Германия.

Но она гордо отвергла эту мысль. Посмотрел бы он, как на нее реагируют мужчины - всякие завы, начальники, директора и прочие. Ольгу и еще двух девушек - Ленку и Свету - в отделе прозвали ударным батальоном. Шеф всегда поручал им самые сложные задания.

Но в первой же их совместной командировке произошел полный облом. Толстая, цветущая начальница отдела снабжения - вылитая мадам Грицацуева - никак не реагировала на Ольгины доводы. Зато когда в разговор вступил Сергеев, она сдалась практически без боя. Можно было ехать домой и праздновать победу.

И все же Ольге удалось показать ему класс. Из очередной поездки они возвращались с дефицитными приборами, добытыми лишь благодаря Ольгиному мастерству.

Задумчиво глядя на дорогу, - по совместительству Сергеев выполнял обязанности водителя - он тихо сказал словно бы самому себе:

- А вам, Оля, совершенно невозможно отказать.

- Наконец-то заметил! - удовлетворенно подумала Ольга. Почему-то сей незначительный факт сильно взволновал ее. С чего бы вдруг?

Ответ на этот вопрос она получила незамедлительно.

Зарулив на заправку, Сергеев пошел платить за бензин. Убедившись, что он ее не видит, Ольга быстро достала косметичку и начала торопливо красить губы, пристально разглядывая себя в маленьком зеркальце.

Внезапно ощутив на себе чей-то взгляд, она подняла глаза и увидела двух мужиков, насмешливо наблюдающих за ней из стоящей рядом машины.

И тут она ясно увидела себя со стороны. Как в зеркале. Молодая, влюбленная дура. Даже не влюбленная, а втрескавшаяся. По уши. В этого седого ловеласа.

Она презрительно посмотрела на мужиков, но те уже не обращали на нее никакого внимания. Они с интересом изучали вернувшегося Сергеева. Наверное, пытались понять, что она в нем нашла.

Вообще Ольга заметила, что мужчины относятся к нему с плохо скрытой неприязнью. Надо сказать, он этого заслуживал - конфликтный, задиристый, ершистый. Было совершенно непонятно, как ему удавалось столь успешно обольщать дам с таким невозможным характером.

Когда Сергеев вступал в переговоры с заказчиками или деловыми партнерами мужского пола, Ольга часто подавляла в себе острое желание закрыть ему рот обеими руками. Счастье, что она всего-навсего рядовой сотрудник и к начальству не имеет никакого отношения, - иначе пришлось бы разрываться между долгом и сердцем.

Между тем Сергеев иногда порядком усложнял ей работу. Как-то по дороге в гостиницу - их командировали за оборудованием на один небольшой заводик - она сдуру обмолвилась ему о том, что еще нестарый главный инженер, от которого зависел результат командировки, пригласил ее поужинать с ним в ресторане.

Не говоря ей ни слова, Сергеев проводил ее до гостиницы и исчез. На следующий день Ольга узнала от словоохотливых женщин из технического отдела, что он вернулся на завод и надавал главному инженеру по морде. Самым удивительным было то, что тот без единого слова завизировал письмо и распорядился оформить счет. У Ольги кошки скребли на душе - вдруг возьмет и откажет в последний момент.

Шеф вновь отправил их с Сергеевым в этот город с уже оплаченным счетом. Принять оборудование, проследить за отправкой, оформить документы - обычное дело.

- Неужели получится? - рассеянно рассматривая обгонявшие их машины, вслух высказала Ольга мучивший ее вопрос.

- Конечно, получится, - уверенно сказал Сергеев.

Она удивленно взглянула на него.

- Я зашел в горсправку, узнал его домашний адрес и телефон, позвонил ему и пообещал при малейшем затруднении рассказать супруге о его гнусном предложении.

Ольга ошеломленно смотрела на него. Как-то это было... неблагородно что ли.

- И что, правда расскажете?

- Нет, конечно. Да куда он денется - счет уже оплачен. Увидишь, все будет хорошо.

Его "ты" прошило ее разрядом. Сродни электрическому. Он внимательно посмотрел на нее и остановил машину. Медленно приблизил к ней свое лицо и поцеловал в губы.

У нее закружилась голова. Показалось, что она теряет сознание.

Они целовались битых два часа. Никак не могли оторваться друг от друга. Мимо мчались машины, на них смотрели, но они ничего не замечали.

В гостинице Сергеев взял для себя одноместный номер, а для Ольги - двухместный.

- Пригодится, - двусмысленно ответил он на ее немой вопрос. - В бухгалтерии скажем, что других не было. Если что, я сам доплачу.

Ее немного покоробил его цинизм.

Вечером он пришел к ней и долго сидел в номере. Они опять целовались, после чего он разделся до трусов. Трусы были красного цвета и немного длинноваты - это спасло ее от падения. Она засмеялась, а он, немного обиженный, пошел спать в свой одноместный номер.

Утром они вместе пришли на завод. Ольга не спала всю ночь. Она чувствовала себя настолько счастливой, что этого не могли не заметить окружающие. На них смотрели - кто с улыбкой, кто с завистью, кто с осуждением. Но она ничего не замечала. Счастье идти с ним рядом, смотреть на него, слушать его голос выплескивалось в сиянии глаз, улыбке, жестах, интонации.

- Мы с тобой как два голубка, - осторожно предупредил он ее.

Но она ничего не могла с собой поделать.

Он оказался прав - все прошло как нельзя лучше. Главный инженер издалека поприветствовал ее кивком и вежливо улыбнулся.

На обратном пути Сергеев вдруг сказал ей:

- Не думай о разводе с мужем.

Ольга опешила. Он не только читал ее мысли, но и опережал их.

У нее все опустилось. Словно летела в поднебесье, ликуя и вопя от восторга, а потом раз - и ни с того ни с сего плюхнулась в болото. Как лягушка-путешественница.

Она умышленно старалась не вспоминать о Жорике с его привычными, немного скучными супружескими ласками и объятиями. Конечно, она не сможет делить себя между двумя мужчинами. Но теперь, похоже, ей не придется разрываться между любовью и супружеским долгом. Он сам все решил за нее. Счастье, что между ними еще ничего не произошло. По крайней мере перед мужем ее совесть чиста.

Она довольно холодно попрощалась с ним. На работе старалась не смотреть в его сторону, попросила шефа больше не отправлять ее в командировки с Сергеевым.

- Не сошлись характерами, - натянуто улыбаясь, объяснила она.

Шеф понимающе кивнул.

Сергеев напропалую кокетничал с Ленкой, с которой его "спарил" шеф. Делал это при Ольге - явно хотел сделать ей больно. Но больнее, чем в тот раз, не получалось.

Ему начала названивать какая-то девица.

- Да, Жанночка, конечно. Очень. Я тоже.

Ольгу это раздражало. Но не более того.

Очередной конфликт с шефом стоил Сергееву понижения в должности. Понижение оказалось лишь прелюдией - шеф предпочитал кардинально решать подобные проблемы. А для этого необходимо было заручиться поддержкой коллектива, чтобы создать видимость демократии.

На собрании Ольга поддержала шефа. Она с чистой совестью припомнила все сергеевские ляпы и тактические просчеты. Кое-что вспомнили и другие сотрудники. Сотрудницы дружно промолчали, но их молчание уже не могло повлиять на ход событий.

Шеф был хорошим психологом, он грамотно просчитал все последствия разборки. Разозленный Сергеев не выдержал и выбежал из офиса, бросив в лицо бывшим коллегам какое-то оскорбление. На следующий день он принес шефу заявление об уходе. В отдел даже не заглянул.

Прошла осень, наступила зима, а за ней весна. И Ольге почему-то стали чаще вспоминаться озорные глаза, одновременно нахальная и застенчивая мальчишеская улыбка. Она поймала себя на том, что провожает долгим взглядом всех седых мужчин.

Как-то ее позвали к телефону. Услышав знакомый голос, она замерла на мгновение. Сердце ухнуло вниз.

- Оля, мне очень нужно встретиться с тобой.

- Я занята, - сухо ответила Ольга, с усилием придав голосу безразличный тон.

Выйдя из офиса, она сразу увидела его потрепанную синюю "шестерку" на противоположной стороне улицы. На новую машину он так и не заработал.

Ольга почти побежала в сторону метро. Не хватало еще, чтобы их увидели вместе. Она не заметила, что его "жигули" рванули в ту же сторону, укрывшись в потоке других машин, и очень удивилась, увидев Сергеева у самого входа в метро.

Он быстро пошел ей навстречу, решительно и вместе с тем бережно взял ее за плечи и повел к своей машине. Его прикосновение полностью обезоружило ее. Она послушно села в машину, забыв спросить, куда он собирается ее везти.

Машина остановилась перед жуткой девятиэтажкой умопомрачительной длины. Подъездов тридцать - не меньше. Видеть такого монстра ей еще не приходилось. Интересно, как он узнает свой подъезд.

В квартире оказалось чудесно. Это совсем не было похоже на логово холостяка. Навстречу, зевая, вышла огромная кавказская овчарка.

- Познакомьтесь, девочки, - сказал Сергеев. - Это Оля, а это Дина.

От Ольги не ускользнула маленькая деталь - сначала он представил ее своей собаке, а уж потом - наоборот. Это сразу обозначило его приоритеты.

На этой многозначительной мысли он прервал ее размышления поцелуем. И ей показалось, что открылся кислородный шланг, который до того был полностью перекрыт. А она этого и не замечала. Непонятно, как она дышала до сих пор.

- Располагайся, Олечка, - наконец оторвавшись от нее, предложил Сергеев. - А я сбегаю в магазин.

Ольга хотела накрыть на стол, открыла шкафчики кухонного гарнитура, заглянула в холодильник - пусто. Чем же он питается? А кавказка тоже голодает из солидарности?

Она зашла в ванную - там стояла огромная кастрюля с густой похлебкой, из которой торчала завидная с собачьей точки зрения кость с хрящиками и остатками мяса. Собака явно не голодала.

Ольга села в мягкое кресло перед телевизором и зажмурилась. Недавние поцелуи заполнили окружающее пространство, горячим потоком растеклись по всему телу. Звонок телефона заставил ее счастливо вздрогнуть - он!!

Она протянула руку к миниатюрной трубке, висевшей на стене рядом с креслом, и радостно крикнула:

- Да! Слушаю вас!

Удивленный женский голос попросил Николая Сергеевича. Радость моментально сменилась раздражением.

- Он спит, - недоброжелательно произнесла Ольга. - Просил его не будить.

- Передайте ему, что звонила Инна Анатольевна, - пропел голос. - В выходные жду его у себя, как договорились.

Ольга резко повесила трубку.

Второй звонок не заставил себя ждать.

- Сейчас начнет выяснять отношения, - мстительно подумала Ольга. - Ну я ей скажу!

Но на ее резкое "алло" совсем другой женский голос - растерянный, молодой и немного испуганный - обиженно спросил, где Николай.

- А вы кто? - ответила Ольга вопросом на вопрос.

- Я Жанна, - произнесла девушка чуть дрогнувшим голосом.

- А сколько вам лет? - бестактно поинтересовалась Ольга.

- Не ваше дело! - внезапно услышала она.

В трубке раздались короткие гудки.

- Несовершеннолетняя, что ли? - догадалась Ольга. - Интересно, сколько еще баб успеет отметиться до его прихода?

В прихожей послышался стук входной двери. Он явно торопился вернуться. Посмотрел на Ольгу и сразу понял, в чем дело. Ему вообще никогда не требовались объяснения. Ведь он умел читать мысли.

Ольга молча оделась и вышла из квартиры. Сергеев последовал за ней. Не говоря ни слова, они сели в машину. У ближайшей станции метро она велела ему остановиться. Не прощаясь, хлопнула дверцей и быстро нырнула в подземный переход.

Он объявился через два дня. Позвонил по телефону и без всяких предисловий сказал:

- Я люблю тебя, Оля.

Ее словно обожгло. Они снова подъехали к чудовищной девятиэтажке и поднялись в пахнущем кислой капустой лифте на восьмой этаж.

В комнате было темно. Сергеев включил ночник. Маленький журнальный столик был красиво сервирован на двоих. Вино, шоколадные конфеты и даже цветы.

Они сидели совсем близко друг от друга и медленно дегустировали мартини.

- Почему у тебя нет детей? - вдруг спросил он.

- А ты бы хотел, чтобы я родила от тебя ребенка?

Вопрос прозвучал серьезно. Пожалуй, даже слишком.

- Не задавай провокационных вопросов, - ответил он.

И Ольга вдруг почувствовала, что все кончилось. Еще две минуты назад она плавилась от нежности, внутри все дрожало от его случайных прикосновений, а сейчас все исчезло. Не осталось ни нежности, ни страстного желания окунуться в его объятия и раствориться в них.

Ольга встала и пошла к двери.

- Не провожай меня, - попросила она.

Больше он не звонил.


------------------------------

Прошло восемь лет. Фирма, в которой работала Ольга, превратилась в солидную процветающую корпорацию. Сама она тоже стала цветущей и, к сожалению, несколько солидной дамой, руководителем отдела.

Остались в прошлом смешные авантюрные командировки на легковушках. Теперь Ольга предпочитала СВ. "Люксы" практически всегда отправлялись полупустыми, и все купе обычно принадлежало ей одной - для этого достаточно было зелененькой купюры совсем небольшого достоинства.

На этот раз купюра не подействовала, немолодая проводница даже не взяла ее в руки. Заплаканные глаза и покрасневший от слез нос женщины легко объясняли этот невероятный отказ - наверное, взбучку от начальства получила и не хочет дальнейших проблем.

Ольге пришлось смириться с наличием соседки -миниатюрной, темноволосой женщины, примерно ее возраста, довольно приятной на вид. Сняв изящные сапожки, Ольга достала из саквояжа заботливо уложенные Жориком тапочки и другие дорожные принадлежности и вопросительно взглянула на соседку.

- Алена, - приветливо улыбнувшись, сказала та, неверно истолковав ее молчаливый вопрос.

Ольга вовсе не собиралась знакомиться, просто хотела переодеться и не знала, как бы повежливее выпроводить соседку из купе на несколько минут.

- Меня зовут Ольга Сергеевна, - сказала она сухо. - Вам не трудно выйти, пока я переоденусь?

- Конечно-конечно, - Алена вышла, кажется, даже не обидевшись на невольное Ольгино раздражение.

Она вернулась минут через двадцать. Ольга притворилась, что спит, а потом на самом деле заснула.

Проснулась уже под вечер, поезд стоял на каком-то довольно большом вокзале. Ольга встала, выглянула в окно и вздрогнула от неожиданности. Тот самый город, в котором ее коснулась крылом дивная птица то ли любви, то ли страсти, - коснулась и тут же улетела. Сердце сжалось и заныло. Ничего, хоть чуточку похожего на ТО, в ее жизни так и не произошло. Хотя жаловаться было бы грешно.

"Ни года без круиза!" - под таким девизом они с Жориком уже объездили полсвета. Однажды Ольга даже стала "Миссис круиз", у нее дома до сих пор хранится голубая атласная лента с надписью. Недавно, наконец, купили квартиру в престижном доме, о котором давно мечтали, получили массу удовольствия, обставляя и обустраивая ее, - не своими руками, естественно, а с помощью профессионалов. Дизайнеры из известной фирмы поработали на славу, Ольге до сих пор не верилось, что это чудо принадлежит ей. И с работой заладилось - подруги обзавидовались. А скоро вообще в обморок попадают - перед отъездом шеф намекнул ей, что ее ждет работа по долгосрочному контракту с одной французской фирмой. И не где-нибудь, а чуть ли не в самом центре Парижа!

В купе вошла Алена.

- Проснулись? - весело сказала она. - Может быть, поужинаем?

- Что-то не хочется, - нехотя отозвалась Ольга. - А впрочем, давайте.

Она достала извечную спутницу пассажиров курицу-гриль, заботливо припасенную для нее мужем. Жорик обожал сам ходить по магазинам и никогда не доверял это дело домработницам. Что и говорить, в покупках он знал толк. Вот и сейчас помимо курицы Ольга нашла в сумке чудесную нежно-розовую лососину, маленькую баночку с огурчиками-корнишонами, свои любимые конфеты "Суфле в шоколаде" и не менее любимые пирожные-корзиночки. Рыба и курица были аккуратно нарезаны и упакованы кусочками. Не был забыт и свежайший французский багет - в просторечии длинный тонкий батон, а также изящные дорожные приборы вместе с универсальным ножом и салфетками.

- Угощайтесь, - предложила она Алене.

- Спасибо большое! Охотно присоединюсь, если только вы не откажетесь отведать кулебяку моего собственного приготовления. Между прочим, любимое блюдо одной из русских цариц, не помню только какой.

- Откуда же вы тогда знаете, что любимое? - чуть насмешливо спросила Ольга.

- Да в какой-то телеигре слышала, - не заметив насмешки, ответила Алена.

Кулебяка действительно оказалась царской. После нее не хотелось ни курицы, ни рыбы, ни сладостей.

- А вы мастерица! - с уважением сказала Ольга.

Сама она ничего, кроме яичницы, готовить не умела.

- Просто я очень люблю готовить, а когда что-то любишь, всегда получается хорошо.

- А еще что вы любите? - неожиданно для себя спросила Ольга, хотя совсем не собиралась вступать в разговор.

- Многое. Очень многое. Например, мысли читать.

Ольга онемела. Не хватало еще с сумасшедшей в одном купе ночь провести.

- Вы знаете, это ведь очень просто, - продолжала Алена. - Надо только отбросить все свои мысли, заботы и почувствовать другого.

Ольге почему-то стало интересно.

- Ну и о чем же, по-вашему, я сейчас думала?

- Когда в окно смотрели? Вы вспоминали что-то очень дорогое. Самое дорогое в жизни, что у вас было когда-то в этом городе.

Ольга ошеломленно молчала.

- Конечно же, любовь, - заключила Алена. - Чтобы это понять, не надо быть большим психологом. Ведь все самое дорогое у каждого человека связано с любовью.

- Вы думаете, это была любовь? - серьезно спросила Ольга.

- Да, а что же еще?

- Может быть, просто страсть, сексуальное влечение?

- Но ведь это же и есть любовь! Пусть не в самом высшем ее проявлении. Ведь любовь, какой бы она ни была, всегда от Бога.

- Вы действительно так считаете?

Алена с сочувствием посмотрела Ольге в глаза.

- Вам до сих пор больно. Жаль, что вы не родили тогда.

- Но я же была замужем!

- Для высших сил это вовсе не аргумент. Ведь у вас до сих пор нет детей.

- Нет, - печально подтвердила Ольга. - А как же измена? Ведь это большой грех.

- Знаете, один известный целитель, очень хорошо сказал, что единственный на свете грех - это подавление в себе любви. Все остальное - лишь последствия этого греха.

Ольга молча легла и отвернулась к стене. Закрыла глаза и увидела... маленькую очаровательную девчушку с легкими светлыми кудряшками. У нее были огромные, серо-голубые глаза и очень знакомая улыбка, одновременно застенчивая и нахальная. Девочка помахала Ольге ручкой и исчезла. А с ней исчезло короткое, эфемерное ощущение какого-то необыкновенного, неизведанного доселе счастья.

Накрывшись с головой одеялом, Ольга беззвучно плакала. Алена не решалась побеспокоить ее, хотя ей очень хотелось рассказать, что уже совсем скоро жизнь подарит Ольге еще один шанс. Ночью она вышла, так и не успев поговорить с соседкой.

Впрочем, главное уже было сказано.


(Рассказ опубликован в еженедельнике "Труд")

Эльфика, книги кое-какие есть, но на другую тему.
Как-нибудь расскажу.

Наденка,

Этот рассказ необычен. Обидевшись на мужа в очередной раз, я начала писать этот рассказ - вдохновенно так творила другую реальность, в которой героиня, обиженная мужем, решает уйти от мужа и построить новую жизнь.

И в этот момент дети попросили Карлсона им почитать. Они побежали на улицу, в беседку, а я за ними. Вышла на крыльцо и увидела, как пятилетний сынишка, ждавший меня на газончике возле дома, упал на ровном месте, на травке (!!!) и... получил перелом локтевой кости со смещением.

Очень координированный ребенок, откуда только ни прыгал, даже не ушибался.
Врачи не поверили, решили, что мы с мужем голову им морочим.

Как бы то ни было, вернувшись из больницы, где ему в тот же вечер сделали операцию, я сделала совсем другую концовку - как в жизни. Почти весь рассказ вымышлен (кроме ощущения обиды), но концовка - о нас.

Кстати, это был единственный раз, когда нам пришлось обращаться к медикам.
Сразу после операции забрала его из больницы, отказавшись от антибиотиков, лечила любовью.

А обиды свои прямо тогда же отпустила - раньше-то сама за них платила, а тут ребенок... Ну уж нет!



ОБИДА


- У вас есть "Эгоист"?

Хорошенькая пухленькая продавщица достала с полки флакон мужского одеколона.

Любимый запах моего мужа. Завтра он возвращается из командировки – не видела его целую вечность. Почти месяц. А сегодня стараюсь купить и приготовить для него все самое любимое – любимый торт, любимое вино, любимые пельмени и все такое прочее.

Мальчишки у бабушки в деревне, и я свободно отдаюсь творчеству.

Не забываю и о себе – его любимое платье и подаренное им нижнее белье ждут своего часа в шкафу. С утра сделаю его любимую прическу – еще за неделю записалась к Тамарочке Степановне - лучшему мастеру нашего микрорайона. А потом накрою праздничный стол.

С этими приятными мыслями я легла в постель, предвкушая радость близкой встречи.

Кажется, мне снился он. Резкий звонок в дверь грубо вторгся в сновидение и пинком прогнал его.

Звонок повторился. Потом еще и еще раз. И наконец взревел надрывным зубодробильным воплем работающей на полных оборотах пыточной бормашины старого образца.

С трудом отыскав в темноте выключатель, я накинула халат и бросилась в прихожую.

- Кто? – спросила со страхом и услышала родной голос:

- Открывай быстрее!

Не глядя на меня, он быстро прошел в спальню. Внимательно оглядел все вокруг, даже в шкаф заглянул.

Еле сдерживая слезы, я протянула ему щетку на длинной палке:

- Под кроватью пошарить не забудь.

Ничего не ответив, он отправился в ванную.

Обескураженная столь неожиданным воплощением мечты о долгожданной встрече, я все же накинула полупрозрачный пеньюар, его подарок, и вышла в кухню. Поставила чайник, достала торт – пусть хотя бы почувствует, что я его ждала, а то у него от ревности, кажется, произошло короткое замыкание.

Вообще, это было что-то новенькое. Таким я его еще не видела.

Он даже не заглянул в кухню, прямым ходом пронесся в постель. Пока я убирала со стола, он уже уснул. Лежал, отвернувшись к стене, закутавшись в одеяло, воздвигнув между нами невидимую, но абсолютно непробиваемую стену.

Утром я долго и безуспешно ждала, пока он проснется. Похоже, он тоже ждал… моего ухода, старательно изображая крепкий сон. Итак, за ночь стена стала еще прочнее и неприступнее. От вчерашней радости не осталось и следа, но я, пересилив себя, одела то самое нижнее белье, любовно выглаженное платье, так нравившееся ему, и потащилась в парикмахерскую.

Тамарочка Степановна ничего не спросила, но, как всегда, поняла все без слов.

Она удивительная. Не знаю, сколько ей лет, но на столике стоит фотография ее маленькой копии – воздушного белокурого создания лет пяти, похожего на сказочную фею. Внученька.

Тамарочка не знает, что вчера я видела ее в кондитерской с молодым человеком, годящимся ей в сыновья. Но это не сын, мне известно, что у нее – лишь взрослая дочь. И не зять. Гадать не надо – все видно по глазам. А в них такая любовь, что завидки берут. Э-э-э-х, жизнь…

Тамарочка молча колдовала надо мной, излучая особый свет – счастливых женщин всегда узнаешь по этому свету любви, а я с удовольствием наблюдала за процессом своего волшебного преображения. Свет мой, зеркальце, скажи, да всю правду доложи: кто на свете всех милее?

Из зеркала, словно из рога изобилия, сыпались комплименты. Понятно, что не мне, а искусным Тамарочкиным рукам, но все равно приятно.

- Ну вот, - сказала она, завершая магический обряд, - все у вас будет хорошо.

Как же мне хотелось ей верить!

Сейчас вернусь, обниму его, и все у нас будет по-прежнему.

Муж сидел на кухне – хмурый, злой.

- Где ты шлялась? – от него разило холодной, вековой ненавистью.

Мне стало страшно.

- Что ты говоришь, опомнись! - слезы душили меня. – Вот, смотри, хотела сделать тебе сюрприз.

Метнувшись к холодильнику, я достала торт:

- Твой любимый, ореховый со сметанным кремом.

Открыла морозильник:

- Вчера весь вечер пельмени делала. Мартини купила к праздничному столу.

- А вырядилась зачем? – он немного смягчился, но в глазах по-прежнему стояли прочные металлические заслонки.

- Это же твое любимое платье! А это твой подарок, помнишь?! – я оттянула вырез декольте и показала ему краешек черного бюстгальтера.

- Ты уверена, что все это предназначалось для меня? – насмешливо спросил он.

У меня все опустилось.

- Это тебе, - устало сказала я, протягивая ему коробочку с французским одеколоном, и пошла в спальню. Переодеваться.

Немного подумала и начала снимать черное белье. Честно говоря, оно меня страшно раздражает, да и неудобно – сплошные узенькие веревочки, больно врезающиеся в тело. Рабочая одежда ночных бабочек.

В этот пикантный момент муж внезапно появился в комнате, и…

То, что произошло, очень смахивало на насилие – небрежные, быстрые ласки, колючие укусы-поцелуи и грубая, животная близость.

От его жесткой щетины у меня горела и неприятно ныла щека. В груди тоже ныло и болело. Только непонятно, что именно. Наверное, душа.

- Слушай, - лениво сказал он, натягивая трусы, - а может, тебе жир с живота убрать? В газете десятки объявлений – липосакция и тому подобное.

Я вспыхнула. После рождения детей моя фигура действительно оставляла желать лучшего.

Вдруг вспомнилось, с какой нежностью он смотрел лет десять назад, в начале нашей совместной жизни, на мой неровный зуб:

- Я люблю в тебе все, особенно вот этот зубик. Улыбайся, пожалуйста, почаще, чтобы я мог его видеть.

Как много изменилось с тех пор.

Совсем еще молодой, симпатичный врач, взглянул на меня с сочувствием. Было ужасно неловко раздеваться перед ним и демонстрировать свой обвисший живот, а заодно и все остальное.

- Уберем вот здесь, здесь и здесь.

Я согласно кивнула.

- Неужели вы думаете, что это поможет вам вернуть его любовь? – вдруг спросил он.

Я вздрогнула. Значит, моя беда так ясно написана у меня на лице?!

- Присядьте, - он достал из сейфа две рюмочки и запечатанную бутылку ликера.

Я с недоумением смотрела на него.

Доктор неторопливо разлил ликер, протянул мне рюмку и сел напротив.

- Вы очень красивая женщина, - проговорил он, задумчиво глядя на меня. – И вы мне нравитесь. Поэтому я скажу вам то, чего не имею права говорить пациентам. Сами понимаете, частная клиника, бизнес.

Он отпил ликер, помолчал немного.

- Дело в том, что мужчина начинает видеть недостатки жены, когда у него появляется другая. Впрочем, то же относится и к женщинам.

Это как "уши Каренина": Анна заметила, что у ее мужа уродливые уши, именно тогда, когда появился Вронский. Но на самом деле уши-то вовсе не были уродливыми. Как и ваш милый животик.

Этот довольно неуклюжий комплимент почему-то тронул меня до крайности. Я с благодарностью смотрела на него - чужого человека, который как-то сумел почувствовать мою боль и понял, насколько мне сейчас нужны простые, теплые человеческие слова.

С момента той злосчастной командировки прошло больше месяца, и все это время я была лишена даже обычного общения. Муж замкнулся, стал холодным и раздражительным. Он чуть ли не каждый день находил во мне все новые и новые недостатки и раз за разом бил под дых, используя запрещенные приемы. Ведь я поверила ему и на самом деле стала казаться себе старой, толстой уродиной.

- Такие женщины, как вы, способны на подвижническое, мученическое всепрощение, - продолжал доктор. – Но это ни к чему не приведет, поверьте мне. Вы просто-напросто сгорите на своем жертвенном костре. А ведь у вас дети.

К тому же, на свете есть довольно много свободных мужчин, мечтающих о преданной женской любви. Один из них сидит перед вами.

Муж был дома.

- Что-то ты слишком часто стала отлучаться из дома, - пробурчал он, подозрительно сверля меня взглядом.

Я молчала. Внутри быстро рос ком обиды. Он заполнял горло, грудь, живот. Обида мешалась с ревностью. В воображении невольно рисовались позы из тонкой книжицы, которую не так давно подсунул мне муж. Камасутра, индийское искусство любви. Вакантное место коварной искусительницы, змеей обвивавшейся вкруг моего мужа, попеременно занимали блондинки, брюнетки, шатенки всех возрастов – от невинных юных созданий до зрелых прелестниц-пенсионерок типа моей Тамарочки Степановны.

Ночью я приняла решение:

- Куплю маленькую квартирку и переселюсь туда со своими парнями. Иначе сойду с ума. В сердце не осталось никаких добрых чувств к нему. Все выжжено, уничтожено, растоптано.

Не-на-ви-жу!!

Я еще найду свое счастье. Обязательно найду! Вот и доктор сказал…

Полночи я штурмовала эту высоту, забылась лишь часа в три. А на рассвете нас разбудил звонок телефона.

Мамин голос со слезами кричал в трубку:

- Мишатка спросонья свалился с кровати, сломал руку.

- Как свалился?! – ужаснулась я. – Он же большой парень.

- Он на втором этаже спал, писать захотел, - плакала мама. – Мы с Женей, соседом, его в областную больницу отвезли. Утром будут оперировать.

Собрались спринтерски, уже через полчаса мчались в сторону кольцевой. Только бы не попасть в утреннюю пробку! Всего-то триста километров, часам к десяти будем в больнице.

Мишаня лежал в огромной палате, заставленной койками. Увидев меня, заплакал. Каждое движение превращалось в пытку, поэтому он старался не шевелиться.

- Тут есть один очень хороший хирург, - прошептал вернувшийся из разведки муж, - но сегодня у него выходной.

- Господи, суббота же! – вспомнила я.

- Мне дали его домашний адрес, попробую привезти, - он быстро вышел из палаты.

Время и пространство спрессовались вокруг образа неизвестного хирурга, почему-то представлявшегося мне седым, величественным старцем с нимбом вокруг головы. Но муж появился в сопровождении могучего, наголо обритого богатыря с боксерской челюстью.

Мы сидели на ступенях лестницы, на подступах к операционной, и чутко прислушивались к каждому звуку, доносившемуся оттуда.

Оба вздрогнули, услышав дикий Мишанин вопль.

Я беспомощно взглянула на мужа.

- Не может быть, это, наверное, кто-то другой, - пробормотал он. – Ему ведь должны дать наркоз.

Из операционной вышли две санитарки и вручили мне свернутую в ком Мишанину одежду.

- Они снимали с него футболку, - пронзило меня болью. – Не догадались разрезать.

- Не волнуйтесь, он сейчас уснет и ничего не почувствует, - сочувственно посмотрев на меня, сказала одна из женщин, и я впервые за этот день заплакала.

Наверное, хирург остался доволен мужем. Он даже нашел для нас с Мишаней отдельный бокс на двоих:

- Побудете до понедельника, пока никого нет.

Мишаня спал с запрокинутой вниз головой – под плечи ему подложили валик, чтобы не захлебнулся в случае рвоты.

Я сидела рядом и, не отрываясь, смотрела на него.

- Люди, убивающие свою любовь, убивают своих детей, - вдруг прозвучало во мне.

Я содрогнулась.

- Это что, о нас?! Обо мне?!

Но думать было некогда, потому что сын, наконец, открыл глаза. Он выходил из наркоза, словно возвращался из далекого путешествия. Постепенно узнавал меня, изучая долгим, еще потусторонним взглядом.

Вошел муж, погладил по голове Мишаню, взяв меня за руку, коснулся губами моей щеки, и в глазах сына вдруг появилась жизнь, зажглись радостные огоньки.


(Рассказ опубликован в еженедельнике "Труд")


Вернуться к началу
Профиль Отправить личное сообщение Отправить email
Ответить с цитатой
ТЭА
СообщениеДобавлено: 05 мар 2010, 14:12
Не в сети
Наставник

Зарегистрирован: 08 фев 2010, 18:57
Сообщения: 815
Троих младших я рожала дома.
Этому предшествовала встреча с духовным акушерством.
Рассказы духовных акушеров, уникальные фотографии домашних родов - это особый мир.
Оттуда и этот, невыдуманный рассказ, хотя он и не обо мне.



СТАТЬ БАБОЧКОЙ


Ключ по обыкновению застрял в замочной скважине. Месяц назад они решили поменять дверь. Так, на всякий случай - слишком много электроники и дорогих вещей скопилось за последнее время. В новой сейфовой двери были установлены особые секретные замки, которые невероятно раздражали Свету. Чертыхнувшись, она с большим усилием наконец повернула ключ и вошла в квартиру.
В прихожей пахло чем-то чужим. Запах был антипатичным до тошноты - какие-то приторно-сладкие, резковатые духи. Откуда бы им здесь взяться?
С некоторых пор она стала слишком чувствительной к запахам - мучительные приступы рвоты одолевали ее в общественном транспорте, в женской консультации, даже в собственном туалете, особенно, когда ей приходилось опорожнять Игоряшкин горшок.
Глеб сразу сообразил, в чем дело, сам мыл Игоряшку после больших дел, деловито чистил горшок и не подпускал к нему Свету. Он решительно запретил ей ездить в автобусе, подвозил ее к поликлинике на недавно купленной "девятке", ждал, сколько нужно, и отвозил домой.
Наталья Ивановна, участковый врач-гинеколог, настойчиво советовала Свете лечь в больницу, но это было невозможно из-за Игоряшки. Они с Глебом приехали из провинции, навещали родителей лишь по большим праздникам. О том, чтобы оставить там сына, не было и речи.
Глеб хорошо зарабатывал, но когда он предложил взять Игоряшке няню, Света отказалась наотрез. Детский сад был специализированным, там учили английскому языку, музыке и живописи. Ни одна няня этому не научит, а деньги практически те же.
Она сама отводила сына в детский сад. Идти надо было через сосновую рощу - этакое чудо чуть ли не в центре города! Света очень любила эти прогулки - сама ни за что бы не пошла, а так совмещала приятное с полезным. Игоряшка то и дело убегал вперед, возвращался обратно и снова убегал, а она неспешно переваливалась сзади, тяжело волоча большой, круглый живот, уже не помещавшийся в просторной, на два размера больше, теплой куртке-дубленке, специально купленной еще в Игоряшкины времена.
Отвратительный сладковатый запах, поселившийся в прихожей за неполный час Светиного отсутствия, неприятно диссонировал с терпким хвойным ароматом зимних сосен и утренней морозной свежестью, принесенными ею из рощи.
В комнате послышался шорох, потом грохот опрокинутого стула. Болезненно поморщившись - ведь только недавно сделали ремонт, отциклевали паркет, - Света скинула куртку и с трудом начала стягивать с себя сапоги.
Из комнаты вылетел взъерошенный Глеб.
- Ты же в ателье собиралась! - выпалил он.
- Портниха заболела, а тебе-то что? - удивилась Света.
Она действительно зашла по дороге в ателье, хотела забрать "беременные брюки", но они, по-видимому, будут готовы, когда она уже родит.
Самостоятельно справившись с сапогами - почему-то сегодня Глеб не предложил свою помощь, - Света направилась в комнату, но муж загородил ей дорогу.
- Подожди, не ходи туда, - растерянно бормотал он.
- Да что с тобой происходит?! - рассердилась Света.
- Пойдем на кухню, мне надо тебе что-то сказать.
Неожиданно Света увидела в углу пару замшевых сапожек на высоких каблуках. Сапоги были чужими. Она беспомощно оглянулась на вешалку - там висела длинная пушистая шуба. Чернобурка. Света - высокая, почти одного роста с мужем, таких сроду не носила, предпочитала короткую одежду, спортивный стиль.
Света была не из слабеньких, с удовольствием занималась бодибилдингом, прервала занятия лишь в последние месяцы беременности, а вскипевшая ярость утроила ее силы. Оттолкнув Глеба, она влетела в комнату, по которой в панике металось полуодетое, растрепанное существо. Света наметилась кулаком в остренький, длинноватый носик и вложила в удар всю свою ненависть к мужу.
Существо завизжало нечеловеческим голосом и бросилось к двери. Опомнившийся Глеб схватил Свету в охапку и бросил ее на смятую постель. Пока он запирал дверь изнутри, Света нащупала рукой тяжелую хрустальную пепельницу - на одном окурке явно просматривались следы помады, но Свете было не до деталей - и запустила ее во всклокоченную Глебову шевелюру. Даже в такой момент она контролировала себя и понимала, что, попади она ему в голову, запросто проломает череп. Глеб пригнулся, и пепельница пролетела мимо, благополучно приземлившись в кучу плюшевых Игоряшкиных игрушек.
Соскочив с кровати, Света бросилась к двери - судя по доносившимся из прихожей всхлипам и подвываниям, существо все еще находилось там. Глеб крепко схватил жену за руки, не давая открыть защелку.
- Давай быстрее! - крикнул он, обращаясь не к ней, Свете, а к гаденькому существу, шевелящемуся за дверью.
Это показалось дополнительной порцией предательства. Ей стало так обидно, что в одну секунду улетучились и ярость, и ненависть, и буйный настрой. Куда-то исчезли силы, захотелось лечь прямо на пол и умереть. Тут же. Прямо у него на глазах.
Наконец входная дверь захлопнулась, и Глеб ослабил хватку. Увидев, что Света не двигается, он разжал руки, опасливо взглянул на нее и тут же отвел глаза.
- Пойми, это была случайность. Между нами ничего не было. - Он старался говорить спокойно и убедительно, но глаза у него бегали.
- Ты можешь исчезнуть куда-нибудь? Хотя бы ненадолго, - глухо сказала она.
И тут же обожгло ревностью - сейчас бросится за ней.
Она уже поняла, что с этим как-то придется жить, к этому придется привыкать. Бросится он за ней сейчас или потом, сегодня вечером или через несколько дней - в принципе, это уже не имеет никакого значения. Уже случилось, уже произошло - обратного хода событиям не дано.
Он колебался - наверное, боялся, что она может сгоряча натворить что-нибудь. Например, руки на себя наложить.
- Не волнуйся, я в порядке. Во всяком случае из окна бросаться не собираюсь, - успокоила она его.
Он вышел из комнаты.
Чтобы чем-то занять себя, Света начала убирать постель. И вдруг брезгливо сжалась - на подушке лежала маленькая заколка для волос. Она схватила огромную полиэтиленовую сумку-пакет и быстро начала запихивать туда простыни, наволочки, пододеяльники. Подавила острое желание присоединить к этому вороху подушки и одеяла - не напасешься на каждую шлюху.
Вышла к мусоропроводу, положила пакет на подоконник – уборщица будет рада - и вернулась обратно в квартиру.
Из ванной доносился шум воды.
- Душ принимает, - с ненавистью подумала Света.
Внезапно пришедшая в голову мысль о том, что он сейчас уйдет, а она останется совсем одна со своей бедой, показалась ей невыносимой. Выяснять отношения было еще невыносимее. Идти было некуда. Она нервно шагала по комнате - из угла в угол, от окна к двери и обратно.
- Даже в постель теперь не лечь, - она живо представила себе то, что происходило в этой постели лишь несколько минут назад, и к горлу подкатила тошнота.
Света побежала в ванную, начала молотить кулаками в дверь. Глеб стоял перед ней совсем голый, и это показалось ей отвратительным. Она не успела добежать до унитаза - вся ее боль, все унижение, все ее отчаяние изверглись из нее прямо ему под ноги в виде дурно пахнущей мутной жижи.
Схватив тряпку, Света начала вытирать пол. Раньше она бы умерла от стыда в такой ситуации - ни за что в жизни она не согласилась бы предстать перед ним в отталкивающем виде. Мысль о том, что она может стать неприятна ему, всегда приводила ее в ужас. Она мылась под душем по несколько раз в день, пользовалась самыми дорогими дезодорантами и духами, зорко следила за его реакцией.
Теперь же ей было все равно.
Глеб натянул трусы, наполнил ведро водой, взял другую тряпку и присоединился к ней. Она беззвучно заплакала. Горечь неожиданно приобрела оттенок сладости. Только что ненависть, боль и обида сжигали все нутро, и вдруг все изменилось.
- Свет, прости меня, сам не понимаю, что на меня накатило. - Они сидели на корточках друг против друга над ведром с мутной водой. Света взглянула ему в глаза - в них светилось что-то хорошее. Ей очень захотелось встать и обнять его, но это было бы совсем против правил.
- Кто она? - вопрос был произнесен тем же глухим, жестким голосом. Света явственно увидела, как в нем что-то щелкнуло, и свет в его глазах тут же потух. Она почувствовала невольное сожаление, но поезд уже покатился в противоположном направлении.
- Наша новая сотрудница, - холодно ответил Глеб.
- Значит, не случайность, - пронеслось у нее в голове.
Она встала, вымыла руки с мылом, тщательно вытерла их полотенцем и вышла из ванной. Бесцельно заглянула в кухню, села на табурет.
Глеб вышел вслед за ней, быстро оделся и ушел, хлопнув дверью.
Света медленно вошла в комнату. На ковре белели окурки, один из которых был помечен розовой полоской. Появилось какое-то дело, и это было хорошо. Она взяла веник с совком, замела окурки на совок, пошла на кухню, брезгливо держа совок подальше от себя, взяла спички и подожгла окурки прямо на совке.
Она сама не понимала, зачем делает это. Было в этом действии что-то ритуальное, символическое. Но разбираться не было сил.
Вернувшись в комнату, Света села в кресло и замерла, незряче глядя в окно на серое, безжизненное небо. Машинально взяла записную книжку, потянулась к телефону и набрала номер. Долго слушала длинные гудки, почти не надеясь на ответ.
- Алло-о, - вдруг раздалось в трубке.
Это было настолько неожиданным, что Света растерялась и не смогла произнести ни звука. Сидела и молчала.
- Я вас внимательно слушаю, говорите, пожалуйста, - голос явно улыбался и нисколько не сердился на нее.
- Оксана, - нерешительно сказала Света.
- Да, это я, - несколько нетерпеливо откликнулся голос. - А кто говорит?
- Вы, наверное, меня не помните. Меня зовут Света. Три года назад мы с моим мужем занимались у вас в школе родительского опыта и рожали вместе с вами в воде.
- Очень хорошо помню, - радостно зазвенел голос. - Вашего мужа зовут Глеб, а малыша назвали Игорьком. Кстати, как он?
- Спасибо, уже учится вовсю. Ходит в специальный детский сад - музыка, живопись, английский.
- Здорово! А когда придете за следующим?
Света живо представила белозубую, золотоволосую красавицу Оксану, духовную акушерку, которая принимала у нее Игорька.
Почему-то вспомнились глаза Глеба - встревоженные, любящие, сострадающие. Ему тогда тоже досталось. Он совсем не был готов к ее страданиям. Им казалось, что все будет празднично и весело.
- Оксаночка, у меня беда, - Света замолчала, сдерживая накатившую боль, закрыла трубку рукой, чтобы Оксана не услышала, как она безуспешно борется с собой, чтобы не разреветься, будто последняя дура.
- Я сейчас приеду, - вдруг услышала она и вот тут уже не смогла удержаться. Захлюпала, застонала, заревела в голос, давясь неудержимыми рыданиями.
- Никакой беды нет, понимаешь? Тебе только кажется, что это беда. А это просто генеральная репетиция перед будущим счастьем, - отчетливо прозвучал Оксанин голос.
Смысл сказанного дошел не сразу. А когда дошел, то показался настолько диким, что рыдания застряли у нее в горле.
- У вас все тот же адрес? - спросила Оксана.
- Да, - растерянно ответила Света.
- Жди, я буду минут через тридцать.
- Спасибо большое, - только и смогла выдавить из себя Света, совсем сбитая с толку.
Звонок в дверь раздался очень скоро - на пороге стояла ослепительно красивая Оксана. От нее шло сияние и тепло, как от щедрого июльского солнышка.
- Поздравляю, так я и знала, - она обняла Свету. Объятие излучало любовь и доброту. Свете стало легко, невыносимое чувство одиночества мгновенно растаяло, словно растворилось в этом объятии.
- Чай будем пить? Смотри, что я принесла. Вафельный торт с кокосом! Как ты относишься к кокосам?
- Хорошо, - Света неловко взяла коробку, и торт чуть не упал на пол.
Оксана перехватила коробку, положила ее на столик, быстро скинула коротенькую разлетающуюся шубку и сапожки.
- Сменную обувь всегда ношу с собой, - засмеялась она, доставая из пластикового пакета туфельки.
Они сидели на кухне и пили чай с тортом. Света удивленно прислушивалась к себе - боли не было, трагедии тоже. Ей было хорошо!
- Ну, я пошла, - неожиданно сказала Оксана. - У меня одна мамочка на сносях, вот-вот родит. Приходится сидеть на телефоне. Вот куплю мобильник и стану свободной, как бабочка.
- Подожди немножко. Пожалуйста, - попросила Света. - С тобой так хорошо стало.
- Это не со мной, - возразила Оксана. - Это с ним. С твоим человечком. Он у тебя совершенно необыкновенный.
- Откуда ты знаешь? - польщенно улыбнулась Света.
- Во-первых, чувствую. А во-вторых, знаю - по уровню испытания, которое тебе досталось.
- Я же тебе ничего не рассказала, - опешила Света.
- Я и так знаю. Испытание любви. Оно часто дается тем, кто по-настоящему любит друг друга.
Глаза снова заволокло слезами. Они стояли в прихожей, Оксана причесывалась перед высоким зеркалом. Сейчас она уйдет...
- Знала бы ты, что сейчас произошло, - горько улыбнулась Света сквозь слезы.
- У всех происходит одно и то же, поверь мне, - мягко сказала Оксана, взяв ее за руку. - И вы с Глебом не исключение. Чем сильнее любовь, тем серьезнее испытание.
- Но он же не любит меня! - с болью вырвалось у Светы.
И тут же перед ней возник Глеб - раздетый, сидящий на корточках над ведром с мутной жижей, такой, каким он был всего час назад. Она вспомнила его взгляд - добрый, виноватый и... любящий. Да-да, именно любовь светилась в его глазах - ошибиться в этом было невозможно!
- Ну вот, ты сама себе не веришь, - безошибочно прочитала ее мысли Оксана. Она накинула легкую шубку, ласково коснулась губами Светиной щеки и взяла со столика свою сумочку. - И помни, всегда помни, что он берет на себя самую трудную работу. Думаешь, легко присутствовать при рождении? Рожать намного легче - поверь мне. Думаешь, легко предавать самого дорогого на свете человека? Но это его роль, которую он ОБЯЗАН - она выделила голосом слово "обязан" - сыграть до конца.
Света онемела. Откуда она узнала?!
Они вышли на лестничную площадку, Оксана нажала на кнопку лифта.
- Не прощать его надо, а благодарить. За то, что он - ради тебя, ради вашего будущего малыша - взял на себя эту грязную работу.
Теперь дело за тобой. Сумеешь не утонуть в обидах и сохранить свою любовь, ребенок родится крепким, красивым и талантливым. И судьба его будет прекрасна. Мало того, он принесет вам с Глебом удивительное счастье. Вот увидишь!
Счастливо! - Оксана вошла в лифт, помахав на прощание рукой.
Света вернулась в квартиру совершенно сбитая с толку.
Как бы то ни было, что-то прояснилось в душе, ушла невыносимая боль, исчезла обида. Глеб любит ее, в этом нет никакого сомнения. Но зачем он это сделал? Что это за испытание, о котором говорила Оксана?
Она накинула куртку и вышла на балкон. Из-за серых облаков показалось солнышко, внизу шла Оксана, она оглянулась, увидела Свету и остановилась.
- Посмотри, как хорошо! Выходи погулять! - зазвенел ее голос.
- Хорошо, Оксаночка! Спасибо тебе! - радостно откликнулась Света.
Оксана послала ей воздушный поцелуй и легко побежала к остановке - подходил ее троллейбус.
Света оделась и пошла в сосновую рощу. Верхушки высоких сосен плавали в золотом солнечном свете. Света прикрыла глаза и тоже окунулась в золотой поток.
- Господи, хорошо-то как! - благодарно подумала она.
Ей вдруг показалось, что она долго-долго - целую вечность - просидела в душном, темном коконе, не зная, ЧТО там, за прочными, непробиваемыми стенами. Скоро, очень скоро мрачные стены рухнут, и за ними окажется удивительный солнечный мир, о котором она до сих пор не имела ни малейшего понятия. И неподвижная, уродливая куколка превратится в прекрасную бабочку - легкокрылую и свободную.
А может, уже превратилась? Иначе откуда это счастье, необычайная легкость, чувство полета?
Кажется, она поняла, почему ей выпало это испытание! Она была глупой, ревнивой собственницей. Ленивой гусеницей, не видевшей вокруг себя ничего, кроме вкусных капустных листьев. Любящий муж, благоустроенная квартира, новая машина, дорогая одежда, благополучный ребенок, престижный детсад - что еще нужно гусенице для полного счастья? Так могла пройти вся жизнь. И она никогда бы не догадалась о том, что за уютными, прочными стенами существует совсем другая реальность - радостная, светлая и прекрасная.
Она открыла глаза и... увидела Глеба. Он бежал к ней, испуганный, встревоженный. Подбежал, поднял ее на руки и понес. Света крепко держалась руками за его шею, слушала его дыхание и ощущала себя немного незнакомой, новой, повзрослевшей.
Она заглянула Глебу в глаза. В них снова светилось то, что она увидела сегодня утром. Любовь... - что же еще могло так изменить мир вокруг них? А мир и впрямь изменился.

ТАМОЖЕННИК

Эту женщину Михеев впервые увидел еще несколько лет назад. В зале ожидания небольшого приграничного аэропорта, где он работал таможенником.
Она смотрела лишь на входные двери и не замечала никого и ничего вокруг. Почему-то ему очень захотелось узнать, кого она ждет с таким нетерпением. Он остановился у окна, пристально наблюдая за ней. Но вот ее лицо осветилось радостью, и она всем существом устремилась к входной двери. Михеев оглянулся - в зал входил худой, высокий мужчина в очках. Увидев женщину, он быстро пошел, почти побежал ей навстречу. Они буквально слились в поцелуях и объятиях, кажется, оба плакали - или только она? - и в этот момент никакая сила не смогла бы оторвать их друг от друга.
Они направились к выходу. Михеев уловил несколько слов на чужом языке. Из окна было видно, как они шли, обнявшись, через небольшую площадь, как сели в серый красавец-автомобиль неизвестной Михееву марки. По-видимому, они выбрали аэропорт местом встречи, а он приехал из-за кордона на своей машине. Иностранец.
В душе у Михеева шевельнулось недоброе чувство. Значит, она из местных проституток. Здесь их прорва. Караулят добычу. Видел он таких.
Вечером, привычно обнимая жену, он вдруг представил себе ту женщину и испытал давно забытое страстное наслаждение. Когда жена уснула, он вышел на балкон и долго курил, глядя на мерцающие в темноте огни аэропорта.
Второй раз он увидел ее у своего стола, где досматривал вещи улетающих в столицу пассажиров. Еле сдерживая волнение, раскрыл ее паспорт, который она протянула ему вместе с декларацией. Долго изучал его.
Ровесница. Живет в столице. Имя красивое. На фото смотрится совсем девчонкой, а в жизни старше. Гораздо старше. На проститутку нисколько не похожа. У проституток глаза другие. За прозрачной обложкой паспорта еще одна фотография. Точно такая же.
Михеев отошел с паспортом в служебное помещение, вынул фотографию и положил ее в свою записную книжку. Вернулся и отдал паспорт, не глядя на нее. Кажется, она ничего не заметила.
В третий раз она оказалась не одна. Прилетела из столицы уже вместе со своим хахалем. С тем самым.
С ненавистью глядя на них, Михеев грубо завопил на бестолково толпившихся перед столом людей:
- Немедленно построиться в очередь! Пока не отойдете на два метра от моего стола, работать не буду!
Пассажиры шарахнулись в сторону, засуетились. Михеев стоял в неподвижном ожидании и старался не смотреть на них, но это не получалось.
Она что-то сказала своему спутнику, и оба засмеялись.
Когда они оказались перед его столом, Михеев снова рявкнул:
- Подходить по одному! Отойдите на два метра!
Мужчина отошел назад, а она, глядя Михееву прямо в глаза, произнесла громко и отчетливо:
- Если вы не способны уважать других, уважайте хотя бы себя.
Очередь одобрительно загудела, послышались смешки.
Он не смог ничего ответить, перехватило дыхание. Ее изученное до мельчайших подробностей лицо казалось невозможно родным. Была какая-то чудовищная несправедливость в том, что рядом с ней находится этот тип.
Вещи в ее чемодане были аккуратно упакованы в прозрачные пакеты, оттуда выглядывали кружевные бюстгальтеры, тонкое нижнее белье. Михеев совсем смутился и захлопнул крышку чемодана.
- Следующий! - прорычал он очкастому иностранцу.
Тот оказался немцем. Михеев заставил его вытащить и распотрошить все пакеты, так же аккуратно сложенные в чемодане, - она ему что ли вещи укладывала? Немец безропотно выполнял все команды, потом молча складывал вещи - быстро и привычно. Скорее не она собирала ему чемодан, а он ей.
На дне чемодана лежала увесистая пачка презервативов с целующейся парочкой на упаковках. Михеев с отвращением взял пачку в руки и отбросил в угол стола.
- Не положено!
Немец только пожал плечами.
Не дожидаясь конца смены, Михеев пошел в туалет, достал из потайного кармана маленькую фотографию и с горьким удовлетворением порвал ее на мелкие кусочки. Бросил их в унитаз и спустил воду.
Домой пришел туча тучей. Придрался к старшему, дал подзатыльник младшему. Сел за стол, начал было есть поданный женой борщ, но кусок не лез в горло.
- Опять пересолила, - глухая ярость в его голосе была непривычной для домашних. Мальчишки молча переглянулись, жена удивленно взглянула на него.
Он схватил тарелку с борщом и вылил его в туалет. Ему хотелось швырять, бить, опрокидывать, и он с трудом сдерживался.
- Все из-за этой суки! - стучали в мозгу бешеные молоточки. - Из-за этой суки!
Жена давно видела, что с ним происходит что-то неладное, пыталась поговорить, но всякий раз натыкалась на высоченную стену холодности и отчуждения. Она вдруг взяла маленькую, но увесистую сковородку и довольно чувствительно приложила мужа по лбу.
Раздался глухой звон. Мальчишки оторопели. Михеев тоже. На глаза выступили слезы - то ли от неожиданности, то ли от боли, то ли от унижения, то ли от всего вместе взятого.
Удар немного отрезвил его. Приступ бешенства сменился раздражением. Он вышел из квартиры, громко хлопнув дверью, и долго ходил под противным октябрьским дождиком. Хотелось выпить и забыться, но он никогда не пил. Купил в киоске сигарет, вернулся домой и полночи прокурил на балконе.
В последний раз он увидел ее почти через полтора года. Все это время старался о ней не вспоминать. Она была не одна. На руках у нее сидела крошечная девочка.
Михеев растерялся. Почему-то он почувствовал себя виноватым. Неожиданно вспомнилась пачка отличных немецких презервативов, которые он до сих пор употреблял с женой.
Она смотрела на него чуть прищуренными смеющимися глазами - явно узнала, а он не мог произнести ни слова.
- Сигареты, наркотики не везете? - невнятно пробормотал он.
- Не везу, - насмешливо ответила она. - Только оружие. Там, справа.
- Какое оружие? - обалдел Михеев и, открыв крышку чемодана, увидел большой игрушечный автомат.
- Подарок? - попытался улыбнуться он.
Она уже серьезно смотрела на него и молчала. На секунду ему показалось, что она все про него знает, и он ужаснулся.
Но в этот момент ее глаза засветились счастливым блеском, уже забыв о нем, она радостно помахала рукой кому-то из встречавших. Михеев оглянулся и сразу увидел знакомые очки, заглядывавшие в дверь.
- Всем отойти от двери! - зарычал он. - Мешаете работе таможни!
Очки мгновенно скрылись.
- Можно я передам ребенка? - вдруг спросила она.
- Нет, только после окончания таможенного досмотра, - отрезал Михеев.
Он сам потрошил ее чемодан - долго, обстоятельно, не обращая на нее никакого внимания. Потом небрежно кинул ей декларацию и скомандовал:
- Освободите место для следующего!
Она с трудом сдвинула свободной рукой вещи и чемодан в сторону и вышла с ребенком за двери. Михеев ничего не понял. Что еще за фокусы?
Но из-за дверей тут же появился маленький седой старичок, явно из местных. Он вежливо поздоровался с Михеевым и попросил разрешения забрать вещи своей дочери.
- Не положено! - вскипел Михеев. - Сейчас составлю протокол и изыму чемодан!
Старик мгновенно ретировался. На шум прибежал старший по смене.
- Ты чего разбушевался, Михеич? - удивился он, увидев своего всегда спокойного и уравновешенного коллегу в состоянии крайнего возбуждения.
- Совсем обнаглели! - все больше заводился тот. - Бросают вещи прямо на рабочем столе! Присылают за ними посторонних! Составляй протокол об изъятии!
В этот момент вошла хозяйка чемодана. Уже без ребенка.
- Можно собрать вещи? - нервно спросила она, обращаясь к начальнику.
- Давно пора, - осуждающе заметил тот. - Что же вы себе позволяете, гражданочка?
Женщина быстро запихивала вещи в чемодан. Навалом. Тщетно пыталась закрыть крышку, но куча-мала все лезла и лезла из чемодана наружу. Посыпались на пол маленькие детские книжки, раскатились в разные стороны какие-то бутылочки, соски, коробочки.
Из-за дверей доносился громкий детский плач.
- Не признает ребеночек папашку-то, - мстительно думал Михеев, ожесточенно роясь в очередном чемодане. - Так вам и надо, сукам!
Плач становился все громче. Женщина заметно нервничала, суетливо собирала с пола дрожащими руками свою дребедень. Неожиданно она разрыдалась и выскочила за дверь, оставив пузатый чемодан с торчащими из него тряпками на столе.
Детский плач сразу стих. Вошел немец, посмотрел на Михеева тяжелым взглядом, не предвещавшим ничего хорошего, и начал собирать чемодан. Делал он это ловко, сноровисто и невероятно быстро. Закрыл чемодан и ушел, не обмолвившись ни словом.
В этот день Михеев впервые выпил целый стакан водки. Ползал по квартире, то и дело облевывал паркет, хватал за ноги испуганную жену, бегавшую вокруг него с тряпкой, и еще больше пугал ее странными выкриками:
- Детишек ей захотелось! Почти в сорок лет! О внуках пора думать! О душе! О Боге!
Он вдруг замолчал и пьяно заплакал. Жена присела рядом и стала гладить его по голове. Он еще долго всхлипывал, пока не заснул на коврике перед кроватью на подушке, подсунутой ему под голову женой, заботливо укрытый теплым одеялом.

КОЗЕРОЖЕК


Ребеночек был замечательный. Ночами Аля просыпалась и с блаженной улыбкой подолгу смотрела на круглое беленькое личико, плотно закрытые глазки с едва заметными ресничками, крошечный, но явно мужской - никакого намека на курносость! - носик.
Изредка он начинал кряхтеть, ворочаться и наконец, совсем потеряв терпение, издавал громкие звуки: "А! А!"
Это был не плач, а напоминание, обращение к уснувшей совести:
- Ты что, забыла? Мне же есть пора!
Окончание:

https://s30662109275.mirtesen.ru/blog/43912594113/3--POCHTI-...

Картина дня

наверх