История России
Куликовская битва. О чём не пишут в учебниках
Куликовская битва 8 сентября 1380 года. На века она осталась одним из символов русской воинской славы, блестящей страницей истории борьбы наших предков за свободу и независимость. Такой она и предстаёт со страниц школьных учебников. Но тщательное изучение источников, относящихся к Куликовской битве, вскрывает глубокий пласт весьма противоречивой информации...
Источники легенды
Главными источниками историко-патриотического мифа о Куликовской битве служат две поэмы в прозе, написанные неизвестными древними русскими авторами. Это «Задонщина» и «Сказание о Мамаевом побоище». Как установили историки, эти поэмы были сложены примерно в конце XV века, то есть, целое столетие спустя после Куликовской битвы. Поэтому в них немало анахронизмов и разноречий в передаче событий. По сути, эти поэмы рисуют нам не саму Куликовскую битву, а те легенды о ней, которые бытовали в русском обществе через сто лет.
Так, в «Задонщине», считающейся более ранним памятником и потому более точно, с меньшей фантазией, изображающей события Куликовской битвы, ни о благословении Сергием Радонежским войска московского князя Дмитрия, ни о поединке Пересвета с Челубеем, нет ни слова! «Пересвет-чернец, брянский боярин» появляется там уже в разгар битвы, «на своём борзом коне, золочёными доспехами сверкая», в то время как «уже многие лежат посечены у Дона великого на берегу». Тут же рядом с Пересветом появляется его брат Ослябя, тоже чернец (монах), и предсказывает гибель в битве себе, ему, а также сыну Пересвета Якову. Судя по всему, предсказание исполнилось, так как больше они в поэме не упоминаются. Кстати, Пересвет и Ослябя это, очевидно, не имена, а фамилии (родовые прозвища). Как монахи, они должны были носить христианские имена.
Что касается Сергия Радонежского, то есть все основания полагать, что он не принимал у себя в монастыре князя Дмитрия накануне его похода и не благословлял его.
Благословлял ли Сергий Радонежский Дмитрия Донского на бой с Мамаем?
Накануне Куликовской битвы Русь сотрясла церковная смута. В 1378 году скончался митрополит Алексий, деятельно помогавший князю Дмитрию усиливать авторитет Москвы в русских землях. Ещё раньше Константинопольский Патриарший Собор решил поставить на митрополию Киприана, серба по национальности. Но у московского князя был свой кандидат – его домашний поп Митяй. Под давлением Дмитрия, собор русских архиереев избрал его митрополитом и решил просить у Патриарха его поставления. Сергий Радонежский добивался у Дмитрия избрания суздальского епископа Дионисия, известного своей праведностью, но эта рекомендация была отвергнута великим князем. Тогда Сергий прервал общение с Дмитрием.
Обстановка на момент Куликовской битвы была такой: на Руси одновременно называли себя митрополитами три человека, при этом московский князь Дмитрий находился в конфликте с общепризнанным духовным авторитетом Руси Сергием Радонежским.
Истинные мотивы «предательства» рязанского князя Олега
«Сказание о Мамаевом побоище» называет рязанского князя Олега Ивановича предателем московского князя, союзником Мамая и литовского князя Ольгерда (хотя Ольгерда, как мы знаем, тогда уже не было в живых). Вместе с тем на Рязани Олег всегда уважался народом и, вскоре после его смерти в 1402 году, начал стихийно почитаться как святой.
Олег, как великий князь рязанский, конечно, не мог поддерживать стремление Дмитрия поставить Москву выше всех земель русских. Кроме того, ему приходилось учитывать положение Рязанской области – при любом столкновении Руси с татарами она первая попадала под удар татарских полчищ. Поэтому для рязанского князя было важно сохранить свои земли в целости. Отсюда его стремление соблюсти нейтралитет в грядущей войне.
Вместе с тем, те же летописи указывают, что Олег регулярно снабжал Дмитрия сведениями о передвижениях войск Мамая и его литовского союзника. Если бы не эта информация, вряд ли московское войско сумело бы разбить татарское и предотвратить его соединение с литовцами. Таким образом, Олег накануне Куликовской битвы был ценным союзником Дмитрия. Несмотря на это, московское войско дважды разорило рязанские земли: первый раз, когда двигалось на Дон, а второй раз на обратном пути с Куликова поля.
Кто всё-таки разбил Мамая?
Русские летописи упоминают, что Мамай, бежав в степи, собирался снова привести войско и напасть на Русь. Однако в конце того же 1380 года был разбит ханом Тохтамышем на речке Калке, после чего и погиб. Таким образом, и русские летописи не отрицают того факта, что окончательное поражение Мамаю нанесли сами татары.
В ту пору в Орде шла междоусобная война. Мамай не был ханом, он был лишь временщиком, забравшим власть в свои руки, но происхождение не позволяло ему принять ханский титул. Между тем, набирал силу Тохтамыш из рода Чингисхана. Таким образом, Дмитрий Донской выступил на стороне Тохтамыша и помог тому окончательно утвердиться у власти в Орде.
Ни в одном источнике, действительно современном с Куликовской битвой, не говорится о том, что Дмитрий собирался свергнуть зависимость русских земель от Орды. Московский князь выступал, скорее всего, лишь как слуга законного хана Тохтамыша против мятежного темника Мамая. А Куликовская битва отнюдь не была таким «общерусским» делом, каким её силятся представить.
Источники легенды
Главными источниками историко-патриотического мифа о Куликовской битве служат две поэмы в прозе, написанные неизвестными древними русскими авторами. Это «Задонщина» и «Сказание о Мамаевом побоище». Как установили историки, эти поэмы были сложены примерно в конце XV века, то есть, целое столетие спустя после Куликовской битвы. Поэтому в них немало анахронизмов и разноречий в передаче событий. По сути, эти поэмы рисуют нам не саму Куликовскую битву, а те легенды о ней, которые бытовали в русском обществе через сто лет.
Сказание о Мамаевом побоище. Рукопись XVII в. из собрания Государственного исторического музея
Так, в «Задонщине», считающейся более ранним памятником и потому более точно, с меньшей фантазией, изображающей события Куликовской битвы, ни о благословении Сергием Радонежским войска московского князя Дмитрия, ни о поединке Пересвета с Челубеем, нет ни слова! «Пересвет-чернец, брянский боярин» появляется там уже в разгар битвы, «на своём борзом коне, золочёными доспехами сверкая», в то время как «уже многие лежат посечены у Дона великого на берегу». Тут же рядом с Пересветом появляется его брат Ослябя, тоже чернец (монах), и предсказывает гибель в битве себе, ему, а также сыну Пересвета Якову. Судя по всему, предсказание исполнилось, так как больше они в поэме не упоминаются. Кстати, Пересвет и Ослябя это, очевидно, не имена, а фамилии (родовые прозвища). Как монахи, они должны были носить христианские имена.
Образ Сергия Радонежского
Что касается Сергия Радонежского, то есть все основания полагать, что он не принимал у себя в монастыре князя Дмитрия накануне его похода и не благословлял его.
Благословлял ли Сергий Радонежский Дмитрия Донского на бой с Мамаем?
Накануне Куликовской битвы Русь сотрясла церковная смута. В 1378 году скончался митрополит Алексий, деятельно помогавший князю Дмитрию усиливать авторитет Москвы в русских землях. Ещё раньше Константинопольский Патриарший Собор решил поставить на митрополию Киприана, серба по национальности. Но у московского князя был свой кандидат – его домашний поп Митяй. Под давлением Дмитрия, собор русских архиереев избрал его митрополитом и решил просить у Патриарха его поставления. Сергий Радонежский добивался у Дмитрия избрания суздальского епископа Дионисия, известного своей праведностью, но эта рекомендация была отвергнута великим князем. Тогда Сергий прервал общение с Дмитрием.
Художник В. К. Сазонов, «Дмитрий Донской на Куликовом поле». 1824 год
Обстановка на момент Куликовской битвы была такой: на Руси одновременно называли себя митрополитами три человека, при этом московский князь Дмитрий находился в конфликте с общепризнанным духовным авторитетом Руси Сергием Радонежским.
Истинные мотивы «предательства» рязанского князя Олега
«Сказание о Мамаевом побоище» называет рязанского князя Олега Ивановича предателем московского князя, союзником Мамая и литовского князя Ольгерда (хотя Ольгерда, как мы знаем, тогда уже не было в живых). Вместе с тем на Рязани Олег всегда уважался народом и, вскоре после его смерти в 1402 году, начал стихийно почитаться как святой.
Олег, как великий князь рязанский, конечно, не мог поддерживать стремление Дмитрия поставить Москву выше всех земель русских. Кроме того, ему приходилось учитывать положение Рязанской области – при любом столкновении Руси с татарами она первая попадала под удар татарских полчищ. Поэтому для рязанского князя было важно сохранить свои земли в целости. Отсюда его стремление соблюсти нейтралитет в грядущей войне.
Памятник Князю Олегу Рязанскому
Вместе с тем, те же летописи указывают, что Олег регулярно снабжал Дмитрия сведениями о передвижениях войск Мамая и его литовского союзника. Если бы не эта информация, вряд ли московское войско сумело бы разбить татарское и предотвратить его соединение с литовцами. Таким образом, Олег накануне Куликовской битвы был ценным союзником Дмитрия. Несмотря на это, московское войско дважды разорило рязанские земли: первый раз, когда двигалось на Дон, а второй раз на обратном пути с Куликова поля.
Кто всё-таки разбил Мамая?
Русские летописи упоминают, что Мамай, бежав в степи, собирался снова привести войско и напасть на Русь. Однако в конце того же 1380 года был разбит ханом Тохтамышем на речке Калке, после чего и погиб. Таким образом, и русские летописи не отрицают того факта, что окончательное поражение Мамаю нанесли сами татары.
В ту пору в Орде шла междоусобная война. Мамай не был ханом, он был лишь временщиком, забравшим власть в свои руки, но происхождение не позволяло ему принять ханский титул. Между тем, набирал силу Тохтамыш из рода Чингисхана. Таким образом, Дмитрий Донской выступил на стороне Тохтамыша и помог тому окончательно утвердиться у власти в Орде.
Образы Дмитрия Донского и Мамая
Ни в одном источнике, действительно современном с Куликовской битвой, не говорится о том, что Дмитрий собирался свергнуть зависимость русских земель от Орды. Московский князь выступал, скорее всего, лишь как слуга законного хана Тохтамыша против мятежного темника Мамая. А Куликовская битва отнюдь не была таким «общерусским» делом, каким её силятся представить.
=0=0=
Пираты Понта Эвксинского: морской разбой на Черном море от аргонавтов до честных контрабандистов
Черное море всегда было привлекательным местом для искателей удачи: от греческих героев-аргонавтов, занимавшихся грабежами на территории современной Грузии, через пиратов Кавказа, топивших, напротив, эллинские корабли, — и до торговцев, доставлявших в Одессу турецкие товары в обход всех таможен. Разбираемся в истории морских нелегалов Черноморья вместе с археологом Андреем Новичихиным.
Как только люди освоили мореплавание, появились морские разбойники. С древнейших времен разбой был прибыльным, хотя и опасным промыслом. Покорение морского пространства и появление способных преодолеть большие расстояния кораблей дали новые возможности для грабежа и разбоя. По традиции, идущей от древних римлян, морских разбойников принято называть пиратами.
Существует три способа морского разбоя:
- нападение с моря и грабеж приморских городов и селений;
- нападение в море на плывущие суда;
- разграбление терпящих бедствие или пытающихся найти спасение у берега кораблей.
Зародившись в глубокой древности, морской разбой совершенствовался вместе с развитием морского дела, вооружений, средств связи. В некоторых уголках планеты он процветает до сих пор.
Плывущие на «Арго»
Черноморское пиратство ведет свое начало со времени освоения его древнегреческими мореплавателями. На заре античной истории морской разбой был делом не только прибыльным и почетным. Ахейские герои, возвращаясь от стен разрушенной ими Трои, несмотря на богатую добычу, разоряли и грабили встреченные по пути приморские города. Царь Менелай, вернувший после победы над Троей жену Елену, не спешил в родную Спарту, а отправился грабить побережье Египта. И первые плавания греков в Черное море, судя по всему, также имели целью морской разбой и грабеж.
Муза эпической поэзии Каллиопа оказалась избирательной и из десятков пиратских набегов эллинов на древние поселения Причерноморья выбрала один — поход аргонавтов, превратив его почти в исторический факт.
Событие это хорошо известно: компания молодых знатных греков во главе с Ясоном, сыном царя Иолка, на корабле «Арго» отправилась в Колхиду, чтобы вернуть эллинскому миру золотое руно — шкуру волшебного барана, некогда унесшего от опасности детей орхоменского царя. По мнению историков, плавание аргонавтов (буквально — плывущих на «Арго») состоялось в конце ΙΙ или в начале I тысячелетия до н. э.
Достигнув Колхиды, Ясон справился со всеми заданиями царя Ээта, казавшимися невыполнимыми: запряг в ярмо огнедышащих быков, вспахал на них поле, засеял его зубами дракона, победил в сражении выросших из зубов воинов. Однако Ээт не спешил выполнить обещание и передать Ясону руно. На помощь герою пришла влюбившаяся в него дочь колхидского царя Медея. Она усыпила дракона, охранявшего реликвию в священной роще бога войны Ареса, дав возможность Ясону похитить руно, и вместе с ним бежала на «Арго» в Элладу.
Так представляют эту историю древнегреческие мифографы, но если отбросить романтическую вуаль, то налицо описание пиратского набега: отряд морских разбойников на корабле достиг Колхиды, одолел в сражении местное воинство, захватил в святилище драгоценную реликвию, а предводитель пиратов похитил дочь местного царя. Ну а затем вместе с награбленным добром и знатной пленницей (один из вариантов мифа сообщает, что в качестве заложника был захвачен малолетний царевич, впоследствии умерщвленный) пираты сумели уйти от погони и достичь родины.
И такие набеги морских разбойников на прибрежные селения, судя по всему, были не единичны. Поэтому местное население долго еще встречало греческих мореплавателей враждебно. Неспроста Черное море эллины поначалу называли Понтом Аксинским — морем негостеприимным. И только спустя столетия, когда на смену морскому разбою пришла мирная и более прибыльная морская торговля, греческие товары были по достоинству оценены племенами Причерноморья, а эллинские купцы стали в прибрежных селениях долгожданными и дорогими гостями, они сменили название на Понт Эвксинский — море гостеприимное. Это название сохранилось на века: Понтом Эвксинским называли Черное море на протяжении большей части античной эпохи.
Ахейцы, зихи, гениохи
Морская торговля и последующая колонизация древними греками черноморских берегов обусловила бесперебойное плавание эллинских кораблей вдоль побережья. Судя по некоторым сведениям, уже в IV–V веках до н. э. опытные греческие мореплаватели отваживались напрямую пересекать Черное море с юга на север и обратно. Но по-прежнему каботажное плавание оставалось основным для греческих купцов. Их корабли, проходившие поблизости от берега, были лакомой добычей для некоторых местных племен, предпочитавших морской разбой земледелию и хлебопашеству.
Образование в Причерноморье греческих государств привело к созданию здесь военного флота, значительно осложнявшего жизнь пиратам. Но, несмотря на все связанные с разбойничьим промыслом опасности, пиратство в античную эпоху процветало на Понте Эвксинском.
Одним из опасных для мореплавания районов стало Черноморское побережье Кавказа. Греческий географ Страбон в начале I века писал:
Здешние племена — ахеи, зихи и гениохи «живут морским разбоем, для чего имеют небольшие, узкие и легкие ладьи, вмещающие около 25 человек и редко могущие принять 30; эллины называют их камарами… Выходя в море на своих камарах и нападая то на грузовые суда, то на какую-нибудь местность и даже город, они господствуют на море. Возвращаясь в родные места, они за неимением стоянок взваливают свои камары на плечи и уносят в леса, в которых и живут, обрабатывая скудную почву; а когда наступает время плавания, они снова сносят камары на берег. Так же поступают они и в чужой стране, где имеют знакомые лесистые местности: скрыв в них камары, они сами бродят пешком, днем и ночью, с целью захвата людей в рабство; то, что удается им захватить, они охотно возвращают за выкуп, по отплытии извещая потерпевших».
Из сообщения Страбона становится ясным, что морской разбой преследовал целью не только разграбление торговых судов и прибрежных местностей, но и захват пленников, либо возвращавшихся за выкуп, либо продававшихся в рабство.
Через столетие после Страбона понтийских пиратов и их суда-камары описал римский историк Тацит:
Судя по всему, традиции морского разбоя зародились у племен кавказского побережья уже в IV веке до н. э. Аристотель в «Политике» называет ахейцев и гениохов «разбойничьими племенами», не обладающими храбростью.
К концу IV века до н. э. относятся сведения об организованной борьбе против понтийского пиратства — по сообщению греческого историка Диодора, боспорский царь Евмел (309–304 года до н. э.):
Страбон также сообщает, что в его время боспорские цари боролись с пиратами:
Не исключено, что северные соседи упомянутых Страбоном кавказских племен — керкеты и тореты, жившие в древности близ современного Новороссийска, — были не чужды морского разбоя. Автору довелось принимать участие в раскопках одного из керкетских могильников, располагавшегося на самом берегу моря. Как показали исследования антропологов, у погребенных здесь мужчин наиболее развитыми были мышцы рук при отмеченной уплощенности бедер — это свидетельствует об интенсивном занятии греблей на весельных лодках. В погребениях встречено немало предметов греческого происхождения, а положенные в могилы в качестве погребального инвентаря копья с небольшими железными наконечниками и длинный кинжал могли служить удобным оружием в абордажной схватке.
Тавры, живущие разбоем и войной
Еще одним опасным для мореплавания районом Понта Эвксинского был в античную эпоху Южный берег Крыма, и не только из-за частых штормов и опасных прибрежных рифов, но прежде всего из-за населявших его тавров. Уже Геродот, посетивший Северное Причерноморье в V веке до н. э., сообщал, что «тавры живут разбоем и войной» и что они приносят в жертву своей богине всех «потерпевших крушение мореходов и всех эллинов, кого захватят в открытом море». Основу пиратского промысла тавров составляло нападение на корабли, плывущие близко от побережья или причалившие к скалистому берегу в надежде найти укрытие от бури, а также разграбление потерпевших крушение судов.
Так, в 49 году н. э. часть римского войска, помогавшего боспорскому царевичу Котису захватить престол, после успешного окончания военной кампании возвращалась на кораблях в месту постоянной службы. Как сообщает Тацит, у Южного берега Крыма флотилия попала в сильный шторм:
Примечательно, что в 1980-х годах при раскопках таврского святилища на горном перевале близ Ялты археологи обнаружили детали римского вооружения и воинского снаряжения, а также монеты и металлические статуэтки, изображающие римских божеств: такие фигурки вместе с портативными алтариками римские легионеры брали с собой в поход. Судя по всему, в святилище тавры приносили в жертву своему божеству не только пленников, но и часть захваченной добычи.
Черкесские пираты
Письменные источники ничего не сообщают о пиратстве на Черном море в византийский период — с IV по XIII века. Надо полагать, что могущественная Византийская империя была способна навести порядок на море и сделать его безопасным для мореплавания. Но с ослаблением власти Византии разбой возвращается.
Первое сообщение о средневековых черноморских пиратах относится к концу XIII века. В отчете капитана Вивальдо Лаваджио, командовавшего в 1290 году итальянской галерой, охранявшей суда правителя Ирана Аргун-хана, содержится сообщение о том, что в районе Джубги он сумел отбить у пиратов награбленные с кораблей греческих и армянских купцов товары.
К XIV–XV векам относятся неоднократные сообщения о морских набегах зихов (черкесов) на земли близ Трапезунда, причем при описании нападения, произошедшего весной 1472 года, отмечается, что «черкесы, прибыв на 24 кораблях, сожгли и разрушили за 300 миль отсюда все поселения побережья, разорили турецкие виноградники и перебили множество народа, а женщин увели в плен, забрав всё имущество и товары».
Итальянские источники сообщают также о нападениях зихов на генуэзские колонии в Крыму и на Тамани.
В XVII–XVIII веках в морской разбой на Черном море включились абхазы. Сохранилось несколько свидетельств того времени о нападениях абхазских пиратов на турецкие города побережья Мингрелии и Гурии.
С новой силой черкесское пиратство расцвело в первой половине XIX века, после захвата Россией Крымского ханства.
Англичанин Эдвард Спенсер, посетивший Черкесию в 1836–1838 годах, подробно описал здешние корабли:
Просвещенный путешественник отметил, что «черкесские суда похожи на камары Страбона». Похожее описание оставил и другой путешественник, нидерландец Тебу де Мариньи, причем в его книге о путешествии в Черкесию в 1818 году приведен рисунок черкесского судна.
Такие корабли черкесы черноморского побережья использовали для нападения на торговые суда, а иногда даже на боевые корабли Черноморского флота Российской империи. Как докладывал один из русских морских офицеров, «черкесы на своих судах выходили на добычу и днем и ночью, нападали на купцов. Сбивали сперва винтовками людей с верхней палубы, потом бросались с кинжалами на абордаж и в короткое время решали дело».
В 1830–1840-х годах командующему Черноморским флотом адмиралу М. П. Лазареву удалось наладить крейсирование вдоль Черноморского побережья Кавказа русских военных кораблей. Целью этой масштабной военно-морской операции была борьба не только с черкесским пиратством, но и с поставками в воюющую с Россией Черкесию оружия и боеприпасов со стороны Османской Турции.
Большую роль в этой операции сыграла флотилия Азовского казачьего войска: казаки на быстроходных легких баркасах с успехом могли противостоять судам черкесских пиратов и турецких контрабандистов. К середине ΧΙΧ века с морским разбоем на Черном море было покончено.
Честные контрабандисты
Пиратство завершило свою историю на Черном море. Но еще долго здесь сохранялся его отголосок — контрабанда. Начиналась она с доставки оружия горцам, продолжавшим борьбу вплоть до 1864 года, а затем приобрела форму незаконной переправки на территорию империи различных недозволенных или укрываемых от уплаты пошлины товаров.
Самая, пожалуй, известная история, связанная с черноморскими контрабандистами, — повесть Михаила Лермонтова «Тамань». Она явно автобиографическая: автор рассказывает о случае, который едва не стоил ему жизни. Нет смысла пересказывать это произведение. Напомним лишь, что подруга контрабандиста, заподозрив героя Лермонтова в том, что он может разоблачить незаконный промысел, попыталась его утопить, к счастью, безуспешно. Надо полагать, перед убийством не остановился бы и сам контрабандист Янко. Неясно, почему Лермонтов назвал таманских контрабандистов «честными». Возможно, это обычное для того времени выражение, обозначавшее не торговцев турецким оружием (Кавказская война еще не закончилась), а контрабандистов, промышлявших «мирными» товарами.
Контрабанда процветала на Черном море долго. Ее последние аккорды прозвучали в начале ХХ века. В 1920-х годах Эдуард Багрицкий написал знаменитых «Контрабандистов»:
И стихотворение завершил рефреном:
Хорошее, доброе, гостеприимное море. Понт Эвксинский
Как только люди освоили мореплавание, появились морские разбойники. С древнейших времен разбой был прибыльным, хотя и опасным промыслом. Покорение морского пространства и появление способных преодолеть большие расстояния кораблей дали новые возможности для грабежа и разбоя. По традиции, идущей от древних римлян, морских разбойников принято называть пиратами.
Существует три способа морского разбоя:
- нападение с моря и грабеж приморских городов и селений;
- нападение в море на плывущие суда;
- разграбление терпящих бедствие или пытающихся найти спасение у берега кораблей.
Зародившись в глубокой древности, морской разбой совершенствовался вместе с развитием морского дела, вооружений, средств связи. В некоторых уголках планеты он процветает до сих пор.
Плывущие на «Арго»
Черноморское пиратство ведет свое начало со времени освоения его древнегреческими мореплавателями. На заре античной истории морской разбой был делом не только прибыльным и почетным. Ахейские герои, возвращаясь от стен разрушенной ими Трои, несмотря на богатую добычу, разоряли и грабили встреченные по пути приморские города. Царь Менелай, вернувший после победы над Троей жену Елену, не спешил в родную Спарту, а отправился грабить побережье Египта. И первые плавания греков в Черное море, судя по всему, также имели целью морской разбой и грабеж.
«Арго». Реконструкция британского путешественника Тима Северина
Муза эпической поэзии Каллиопа оказалась избирательной и из десятков пиратских набегов эллинов на древние поселения Причерноморья выбрала один — поход аргонавтов, превратив его почти в исторический факт.
Событие это хорошо известно: компания молодых знатных греков во главе с Ясоном, сыном царя Иолка, на корабле «Арго» отправилась в Колхиду, чтобы вернуть эллинскому миру золотое руно — шкуру волшебного барана, некогда унесшего от опасности детей орхоменского царя. По мнению историков, плавание аргонавтов (буквально — плывущих на «Арго») состоялось в конце ΙΙ или в начале I тысячелетия до н. э.
Достигнув Колхиды, Ясон справился со всеми заданиями царя Ээта, казавшимися невыполнимыми: запряг в ярмо огнедышащих быков, вспахал на них поле, засеял его зубами дракона, победил в сражении выросших из зубов воинов. Однако Ээт не спешил выполнить обещание и передать Ясону руно. На помощь герою пришла влюбившаяся в него дочь колхидского царя Медея. Она усыпила дракона, охранявшего реликвию в священной роще бога войны Ареса, дав возможность Ясону похитить руно, и вместе с ним бежала на «Арго» в Элладу.
Так представляют эту историю древнегреческие мифографы, но если отбросить романтическую вуаль, то налицо описание пиратского набега: отряд морских разбойников на корабле достиг Колхиды, одолел в сражении местное воинство, захватил в святилище драгоценную реликвию, а предводитель пиратов похитил дочь местного царя. Ну а затем вместе с награбленным добром и знатной пленницей (один из вариантов мифа сообщает, что в качестве заложника был захвачен малолетний царевич, впоследствии умерщвленный) пираты сумели уйти от погони и достичь родины.
И такие набеги морских разбойников на прибрежные селения, судя по всему, были не единичны. Поэтому местное население долго еще встречало греческих мореплавателей враждебно. Неспроста Черное море эллины поначалу называли Понтом Аксинским — морем негостеприимным. И только спустя столетия, когда на смену морскому разбою пришла мирная и более прибыльная морская торговля, греческие товары были по достоинству оценены племенами Причерноморья, а эллинские купцы стали в прибрежных селениях долгожданными и дорогими гостями, они сменили название на Понт Эвксинский — море гостеприимное. Это название сохранилось на века: Понтом Эвксинским называли Черное море на протяжении большей части античной эпохи.
Ахейцы, зихи, гениохи
Морская торговля и последующая колонизация древними греками черноморских берегов обусловила бесперебойное плавание эллинских кораблей вдоль побережья. Судя по некоторым сведениям, уже в IV–V веках до н. э. опытные греческие мореплаватели отваживались напрямую пересекать Черное море с юга на север и обратно. Но по-прежнему каботажное плавание оставалось основным для греческих купцов. Их корабли, проходившие поблизости от берега, были лакомой добычей для некоторых местных племен, предпочитавших морской разбой земледелию и хлебопашеству.
Могильник керкетов в устье Лобановой щели близ Новороссийска. Раскопки 2005 года
Образование в Причерноморье греческих государств привело к созданию здесь военного флота, значительно осложнявшего жизнь пиратам. Но, несмотря на все связанные с разбойничьим промыслом опасности, пиратство в античную эпоху процветало на Понте Эвксинском.
Одним из опасных для мореплавания районов стало Черноморское побережье Кавказа. Греческий географ Страбон в начале I века писал:
Здешние племена — ахеи, зихи и гениохи «живут морским разбоем, для чего имеют небольшие, узкие и легкие ладьи, вмещающие около 25 человек и редко могущие принять 30; эллины называют их камарами… Выходя в море на своих камарах и нападая то на грузовые суда, то на какую-нибудь местность и даже город, они господствуют на море. Возвращаясь в родные места, они за неимением стоянок взваливают свои камары на плечи и уносят в леса, в которых и живут, обрабатывая скудную почву; а когда наступает время плавания, они снова сносят камары на берег. Так же поступают они и в чужой стране, где имеют знакомые лесистые местности: скрыв в них камары, они сами бродят пешком, днем и ночью, с целью захвата людей в рабство; то, что удается им захватить, они охотно возвращают за выкуп, по отплытии извещая потерпевших».
Из сообщения Страбона становится ясным, что морской разбой преследовал целью не только разграбление торговых судов и прибрежных местностей, но и захват пленников, либо возвращавшихся за выкуп, либо продававшихся в рабство.
Через столетие после Страбона понтийских пиратов и их суда-камары описал римский историк Тацит:
«Варвары с удивительной быстротой понастроили себе кораблей и безнаказанно бороздили море. Корабли эти называются у них камары, борта их расположены близко друг к другу, а ниже бортов корпус расширяется; варвары не пользуются при постройке кораблей ни медными, ни железными скрепами; когда море бурно и волны высоки, поверх бортов накладывают доски, образующие что-то вроде крыши, и защищенные таким образом барки легко маневрируют. Грести на них можно в любую сторону, эти суда кончаются острым носом и спереди, и сзади, так что могут с полной безопасностью причаливать к берегу и одним, и другим концом».
Судя по всему, традиции морского разбоя зародились у племен кавказского побережья уже в IV веке до н. э. Аристотель в «Политике» называет ахейцев и гениохов «разбойничьими племенами», не обладающими храбростью.
К концу IV века до н. э. относятся сведения об организованной борьбе против понтийского пиратства — по сообщению греческого историка Диодора, боспорский царь Евмел (309–304 года до н. э.):
«Для защиты плавающих по Понту вступил в войну с варварскими народами, обыкновенно занимавшимися пиратством, — гениохами, таврами и ахеями, и очистил море от пиратов, за что и получил самый лучший плод благодеяния — похвалу не только в своем царстве, но почти по всей вселенной, так как торговые люди повсюду разнесли молву об его великодушии».
Страбон также сообщает, что в его время боспорские цари боролись с пиратами:
«В землях, подчиненных местным властителям, правители оказывают помощь жертвам насилия; они нередко в свою очередь нападают на разбойников и, захватив их „камары“, приводят назад вместе с экипажем».
Изображение черкесского корабля из книги Тебу де Мариньи «Путешествие в Черкесию», 1818 год
Не исключено, что северные соседи упомянутых Страбоном кавказских племен — керкеты и тореты, жившие в древности близ современного Новороссийска, — были не чужды морского разбоя. Автору довелось принимать участие в раскопках одного из керкетских могильников, располагавшегося на самом берегу моря. Как показали исследования антропологов, у погребенных здесь мужчин наиболее развитыми были мышцы рук при отмеченной уплощенности бедер — это свидетельствует об интенсивном занятии греблей на весельных лодках. В погребениях встречено немало предметов греческого происхождения, а положенные в могилы в качестве погребального инвентаря копья с небольшими железными наконечниками и длинный кинжал могли служить удобным оружием в абордажной схватке.
Тавры, живущие разбоем и войной
Еще одним опасным для мореплавания районом Понта Эвксинского был в античную эпоху Южный берег Крыма, и не только из-за частых штормов и опасных прибрежных рифов, но прежде всего из-за населявших его тавров. Уже Геродот, посетивший Северное Причерноморье в V веке до н. э., сообщал, что «тавры живут разбоем и войной» и что они приносят в жертву своей богине всех «потерпевших крушение мореходов и всех эллинов, кого захватят в открытом море». Основу пиратского промысла тавров составляло нападение на корабли, плывущие близко от побережья или причалившие к скалистому берегу в надежде найти укрытие от бури, а также разграбление потерпевших крушение судов.
Так, в 49 году н. э. часть римского войска, помогавшего боспорскому царевичу Котису захватить престол, после успешного окончания военной кампании возвращалась на кораблях в месту постоянной службы. Как сообщает Тацит, у Южного берега Крыма флотилия попала в сильный шторм:
«Несколько кораблей выбросило к берегу тавров, и их окружили варвары, убившие префекта когорты и множество воинов из вспомогательного отряда».
Примечательно, что в 1980-х годах при раскопках таврского святилища на горном перевале близ Ялты археологи обнаружили детали римского вооружения и воинского снаряжения, а также монеты и металлические статуэтки, изображающие римских божеств: такие фигурки вместе с портативными алтариками римские легионеры брали с собой в поход. Судя по всему, в святилище тавры приносили в жертву своему божеству не только пленников, но и часть захваченной добычи.
Черкесские пираты
Письменные источники ничего не сообщают о пиратстве на Черном море в византийский период — с IV по XIII века. Надо полагать, что могущественная Византийская империя была способна навести порядок на море и сделать его безопасным для мореплавания. Но с ослаблением власти Византии разбой возвращается.
Первое сообщение о средневековых черноморских пиратах относится к концу XIII века. В отчете капитана Вивальдо Лаваджио, командовавшего в 1290 году итальянской галерой, охранявшей суда правителя Ирана Аргун-хана, содержится сообщение о том, что в районе Джубги он сумел отбить у пиратов награбленные с кораблей греческих и армянских купцов товары.
К XIV–XV векам относятся неоднократные сообщения о морских набегах зихов (черкесов) на земли близ Трапезунда, причем при описании нападения, произошедшего весной 1472 года, отмечается, что «черкесы, прибыв на 24 кораблях, сожгли и разрушили за 300 миль отсюда все поселения побережья, разорили турецкие виноградники и перебили множество народа, а женщин увели в плен, забрав всё имущество и товары».
Бой казаков Азовской флотилии с турецкими контрабандистами
Итальянские источники сообщают также о нападениях зихов на генуэзские колонии в Крыму и на Тамани.
В XVII–XVIII веках в морской разбой на Черном море включились абхазы. Сохранилось несколько свидетельств того времени о нападениях абхазских пиратов на турецкие города побережья Мингрелии и Гурии.
С новой силой черкесское пиратство расцвело в первой половине XIX века, после захвата Россией Крымского ханства.
Англичанин Эдвард Спенсер, посетивший Черкесию в 1836–1838 годах, подробно описал здешние корабли:
«Суда черкесов были плоскодонными, легко построенными и узкими, каждое управлялось от 18 до 24 гребцов и они, должно быть, были самыми опытными в этом упражнении, так как они двигали суда с большой скоростью. Недалеко от штурвала была разновидность палубы, на которой сидело 3 или 4 человека; нос лодки был украшен грубо вырезанной фигурой, представляющей, возможно, голову оленя, козла или барана, вероятнее всего последнее. Иногда черкесы строят огромные лодки, которые в состоянии вместить от 40 до 80 человек и управляются, помимо гребцов, угловым парусом».
Просвещенный путешественник отметил, что «черкесские суда похожи на камары Страбона». Похожее описание оставил и другой путешественник, нидерландец Тебу де Мариньи, причем в его книге о путешествии в Черкесию в 1818 году приведен рисунок черкесского судна.
Такие корабли черкесы черноморского побережья использовали для нападения на торговые суда, а иногда даже на боевые корабли Черноморского флота Российской империи. Как докладывал один из русских морских офицеров, «черкесы на своих судах выходили на добычу и днем и ночью, нападали на купцов. Сбивали сперва винтовками людей с верхней палубы, потом бросались с кинжалами на абордаж и в короткое время решали дело».
В 1830–1840-х годах командующему Черноморским флотом адмиралу М. П. Лазареву удалось наладить крейсирование вдоль Черноморского побережья Кавказа русских военных кораблей. Целью этой масштабной военно-морской операции была борьба не только с черкесским пиратством, но и с поставками в воюющую с Россией Черкесию оружия и боеприпасов со стороны Османской Турции.
Большую роль в этой операции сыграла флотилия Азовского казачьего войска: казаки на быстроходных легких баркасах с успехом могли противостоять судам черкесских пиратов и турецких контрабандистов. К середине ΧΙΧ века с морским разбоем на Черном море было покончено.
Честные контрабандисты
Пиратство завершило свою историю на Черном море. Но еще долго здесь сохранялся его отголосок — контрабанда. Начиналась она с доставки оружия горцам, продолжавшим борьбу вплоть до 1864 года, а затем приобрела форму незаконной переправки на территорию империи различных недозволенных или укрываемых от уплаты пошлины товаров.
Самая, пожалуй, известная история, связанная с черноморскими контрабандистами, — повесть Михаила Лермонтова «Тамань». Она явно автобиографическая: автор рассказывает о случае, который едва не стоил ему жизни. Нет смысла пересказывать это произведение. Напомним лишь, что подруга контрабандиста, заподозрив героя Лермонтова в том, что он может разоблачить незаконный промысел, попыталась его утопить, к счастью, безуспешно. Надо полагать, перед убийством не остановился бы и сам контрабандист Янко. Неясно, почему Лермонтов назвал таманских контрабандистов «честными». Возможно, это обычное для того времени выражение, обозначавшее не торговцев турецким оружием (Кавказская война еще не закончилась), а контрабандистов, промышлявших «мирными» товарами.
Контрабанда процветала на Черном море долго. Ее последние аккорды прозвучали в начале ХХ века. В 1920-х годах Эдуард Багрицкий написал знаменитых «Контрабандистов»:
По рыбам, по звездам
Проносит шаланду:
Три грека в Одессу
Везут контрабанду.
И стихотворение завершил рефреном:
«Ай, Черное море,
Хорошее море..!»
Хорошее, доброе, гостеприимное море. Понт Эвксинский
Свежие комментарии