Записки колымчанина 416

ЭМТЕГЕЙ 1985. (Ч.30) (Ч.31)

«Включаю автопилот», и бреду по тёмным улицам к своему дому. Улица 50 лет октября, дом четыре. Странно, почему «50 лет октября»? Не «имени», даже не «Пятидесятилетия», а просто – «Пятьдесят лет октября». Как придумывают названия улиц? И почему в каждом населённом пункте обязательно должна быть улица Ленина?

Вот сейчас посёлок очень бурно растёт, каждый год сдают несколько многоквартирных домов с улучшенной планировкой, и надо же, назвали таки новую улицу именем Вождя мирового пролетариата. Зачем? Он же никогда в Кадыкчане не был, даже слово такого никогда не слыхал!

Колымская трасса.

Быть Звезде. Крепко спать.

Говорят, что скоро пять посёлков соединяться в один большой город, и для него уже есть имя: - Звезда. Звезда, потому, что пять посёлков окажутся на кончиках фигуры, образующей геометрически правильную пятиконечную звезду. Пять главных проспектов сойдутся на центральной площади. Проспект, ведущий из Кадыкчана, назовут «Шахтёров», с Мяунджи – «Энергетиков», с Арэса – «Автомобилистов», с Арэка… Чёрт его знает, как назовут. Там тоже энергетики, а ещё вертухаи, потому, что там зона. А пятого посёлка вообще нет. Его только планируют. Но он ближе всего к нашей Кадыкчанской базе геологоразведки, поэтому проспект назовут «Геологов».

Ну вот и мой подъезд. Дверь на мощной пружине, обитая изнутри толстым войлоком. Второй этаж, квартира двадцать девять. «Привет, па»! – Отец сидит в коридоре за столиком, с вечной папироской в уголке рта, и вечной газетой в руках. В майке, трико с оттянутыми коленями и дерматиновых тапочках.

«Привет, привет, рыбак»!

Скидываю «болотники», грязные портянки, носки, и вижу, что ноги по цвету не отличаются от сапог. Но я не могу мыться. Несу канн с рыбой на кухню, где мама сидит за столом, обложившись горой книг и справочников, опять пишет в школьной тетради какой то доклад, или реферат по дошкольной педагогике.

- Ма. Сделай что-нибудь с рыбой? Я спать.
- Угу. Кушать хочешь?
- Не. Спать, спать, спать…

Падаю на кровать, не раздеваясь и не расправив постельное бельё. Всё… Меня нет…

- Ну чё, пап! Дай хоть маленько то покемарить.
- Куда больше то! Мать уже боится, что с тобой что-то случилось. Вторые сутки уже спишь.
- Как!!! – Сажусь на кровати, и моргаю от яркого света лампочки без абажура, висящей под побеленным известью потолком. – Который час?
- Десять.
- Так я в девять лёг!
- В полдесятого, но вчера. Ты спишь уже двадцать пятый час, не просыпаясь, даже чтоб в туалет сходить.
- Не может быть!

Впрочем, не сильно то и удивляюсь. После говорящих белок и лосей, это так, мелочи. Иду в ванную, скидываю грязную одежду, и открываю краны с горячей и холодной водой. Горячая, это не то слово. Настоящий кипяток. Яйца можно варить под струёй. Залезаю в ванну, и с наслаждаюсь тёплой чистой водой, которая быстро наполняет ванну.

- Тебе сметанки положить? – Спрашивает мама с порога ванной. В руках у неё тарелка с жареной картошкой с грибами.
- Ага. Откуда грибы?
- Папа набрал по дороге с работы.
- О! Ну папа у нас! Зимой на работу с ружьём ходит, куропаток по пути стреляет, а летом грибы попутно собирает. Класс! – А что ты там опять пишешь?
- В Магадан еду на конференцию. Доклад готовлю.
- Что они вас мучают? Сколько можно сочинения писать, как школярам!
- Думаешь по другому бывает? Отец же тоже постоянно учится, экзамены сдаёт. Век живи – век учись. И ты до старости учиться будешь. По другому не бывает.
- Ну всё мам, иди, я стесняюсь.

Потом я долго читаю газеты на кухне, и только выпив три больших кружки чая с молоком, бреду наощупь в свою комнату. Думал, что придётся прилагать усилия, чтоб уснуть, но не тут то было. Только забрался в чистую, хрустящую от крахмала постель, как мгновенно провалился в сон.

Утро выдалось дождливым. Шахтёрская сопка скрылась в тумане, а небо затянуло сплошной пеленой. Солнцу через неё никак не пробиться, и над Кадыкчаном повисли сумерки. Хоть лампочку включай. Так темно в доме. Иду на кухню, привычно гляжу на термометр за окном. Ого! Плюс два всего. Бррр…

Кручу диск телефона. Восемь, девять, один, два, один… Гудок… «Уважаемые кинозрители! Сегодня в нашем кинотеатре демонстрируются»: - сообщает женский голос автоматического информатора – «Мультипликационная сказка «Аленький цветочек», сеансы в десять и двенадцать часов. Стоимость билета десять копеек. Широкоэкранный художественный приключенческий фильм «Похищение Савойи», сеансы в четырнадцать, шестнадцать, девятнадцать и двадцать один час. Стоимость билета на дневные сеансы двадцать пять копеек, на вечерние пятьдесят копеек. Добро пожаловать в кинотеатр «Шахтёр». Приятного просмотра.

Не… Не хочу «Савойю», раза три уже видел. Вдруг, телефон захлёбывается дребезжащим звоном. Снимаю трубку:

Кактус как деликатес.

- Алё!
- Андрюшонис! – слышу в трубке воодушевлённый голос старшего брата.
- Здорово, Лёх!
- Значит так. Бросай все дела, срочно лети ко мне. Не прозевай автобус на одиннадцать. Паспорт возьми, в Магадан полетим!
- Во! Чего это вдруг!
- Мне машина в порт пришла. Обратно на собственной тачке приедем.
- У!!!!!! Лёшка! Лечу!

Быстро одеваюсь, на ходу перекусываю, рассовываю по карманам паспорт, кошелёк, спички, папиросы, и уже не спеша, потому что успеваю, отправляюсь на остановку у базара. Чёрт. Ну и холодина. Чёрная болоньевая куртка от сырости хорошо защищает, но против холода почти бессильна. Ничего. В автобусе жарко будет.

Усаживаюсь в «Лаз» на своё любимое место – в первый ряд, прямо у входной двери, чтоб смотреть через большое лобовой окно на серую ленту дороги, убегающую под колёса. Через боковые окна ничего не разглядеть. Снаружи по ним струится вода, а изнутри они постоянно запотевают. Зато через лобовое, такой замечательный вид!

Осенняя тайга завораживает безумством красок. Такое ощущение, что сумасшедший художник намешал на палитре совершенно диких ярких красок, а потом вытер эту палитру о землю. Все оттенки жёлтого, красного и зелёного расплескались по сопками и распадкам в таком завораживающем взгляд хаосе, что отвести его просто невозможно. Особенно, когда автобус поднимается на вершину очередного перевала, и с вершины открывается панорама, видная на десятки километров вокруг.

В обед я уже в Сусумане. Бегу рысцой, перепрыгивая через лужи, от автовокзала прямиком к Кинотеатру. Там в соседней пятиэтажке живёт мо брат со своей женой, которая через пару месяцев должна родить мне племянника, или племянницу. Взлетаю на второй этаж, нажимаю кнопку звонка, и слушая стук собственного сердца, пытаюсь уловить шаги за дверью.

- О!!! Привет Андрюха! Алёша только что звонил. Он точно угадал, что ты не сообразишь, что он на работе. Дуй в аэропорт быстрее. Борт из Магадана вот-вот приземлится, обратно на нём полетите.
-Угу.

Какая удача. Как раз успеваю на автобус до аэропорта. Через полчаса я уже топаю по ступенькам башни АДС (авиационная диспетчерская служба, где мой брат - начальник), на верху которой, находятся «скворечник» с диспетчерами. Там непривычно много народа, царит оживление. В форме только Маслов, который сейчас дежурит за пультом у экранов локаторов, и командир Ан двадцать четвёртого, прилетевшего из Магадана. Остальные все – халявщики, которые, будучи сотрудниками «Аэрофлота», летают без билетов, и намылились по своим делам в столицу Колымского края.

- Мужики! А чё это у вас с кактусом такое загадочное происходит, а? – Спрашивает командир, низко наклонившись к цветочному горшку на подоконнике у панорамного окна, выходящего на перрон и взлётно-посадочную полосу. – Я как ни зайду к вам, а у него отростков всё меньше, и меньше.
- Так ведь рубаем мы его. На салат. – Отвечает Маслов.
- В смысле? Едите что ли?
- Закусываем, а не едим!
- Да он же горький наверное! – Присутствующие, кто в курсе, дружно грохаются гомерическим смехом.
- Ой бли-и-ин! Насмешил! – Вытирая слезу, стонет от смеха мой Лёха. – Значит пробовал, раз вкус его знаешь?

- Не, ну я серьёзно, хорош ржать то, как кони! – Встаёт в гордую позу лётчик, откинув голову, на которой синяя фуражка оказалась на самом затылке, и засунув руки в карманы брюк. При этом становится видна кобура с пистолетом Макарова не его правом боку, под оттопыренной кожаной курткой.
- Да я серьёзно! Васильич! Есть что у нас там в холодильнике? – Спрашивает Лёха у пожилого диспетчера.
- А когда у нас не было? Коль, ты что предпочитаешь, коньяк, или водку кактусом закусывать? – Народ снова грохается от смеха, наблюдая за растерянным пилотом.

Васильич поднимает из кресла своё грузное тело в синем кителе с золотыми погонами, и ковыляет к холодильнику, который стоит у стены с картой Магаданской области наглухо зашторенной плотной тканью, и опечатанной пломбой особого отдела аэропорта.

Открывает дверцу, и достаёт початую бутылку коньяка и стеклянную баночку с майонезом. Наливает грамм пятьдесят в один из гранёных стаканов, который стоит тут же в компании с полным воды графином. Затем идёт к горшку, и отрывает один из «лопушков» кактуса. Умелыми движеньями выдёргивает иголки, и снимает ножиком кожицу. Затем ловко режет изумрудную мякоть в блюдце, щедро посыпает солью, и заправляет это дело майонезом.

- Ну, испытай! – Протягивает он Николаю стакан и блюдце с алюминиевой вилкой.

Командир недоверчиво берёт в одну руку стакан, другой вилку, опрокидывает в себя глоток коньяка, и с опаской закусывает «салатом».
- А ничего! – Под общий хохот одобрительно кивает изумлённый командир. Кивает головой, и причмокивает. На закусь вполне годится!
- Я ж тебе говорю, Фома неверующий. Главное кожицу снять. В ней вся горечь. А сам кактус вкусный, что огурец. Только полезнее. Ну всё. Вторую не наливаю, тебе людей везти, давайте по местам. Время.

Дружно гремим обувью по гулкой деревянной лестнице, спускаясь вниз, и идём к самолёту, в котором уже заняли места пассажиры с билетами. Поднимаемся по приставному трапу, входим в салон, и садимся на свободные места.

- Ну и рейс сегодня! Сотрудников больше, чем пассажиров!

Прямо на перроне запускаются один за другим оба двигателя, ревут при увеличении угла атаки лопастей, и окутанная пылью грунтового аэродрома «Аннушка», выруливает на полосу для того, чтоб развернуться в начале полосы, и запросить у Маслова разрешение на взлёт. Время в полёте проносится быстро, и через час мы уже в посёлке Сокол, в аэропорту «Магадан».

Тётя Маша.

- Лёх! Давай ты один в город смотаешься. Купишь машину, и рули прямо к Ефросининым. Я к ним пойду. Давно Генку не видал. Да и тётя Маша с дядей Борей рады будут.
- Лады. Напомни, какая квартира у них? Дом я помню, тут недалеко от УТО их пятиэтажка (УТО – учебно-тренировочный отряд Магаданского управления гражданской авиации), а вот квартиру подзабыл.
- Номер я тоже не помню. Крайний от дороги подъезд, второй этаж, налево.
- Ну всё, давай.

Своего друга детства Генку Евросинина, который ещё в олимпийский восьмидесятый год переехал из Кадыкчана в Сокол, я не застал. Поэтому до вечера общался с его мамой, которая была близкой подругой моей мамы. Впрочем, это меня никогда не напрягало. Тётя Маша мировая женщина, и хоть старуха для меня, но с ней интересно. Сообщил, что скоро они с мамой встретятся, потому, что у неё конференция на носу, и долго рассказывал о нашем житье-бытье в глухой тайге. А тётя Маша кормила меня варениками с вишней, и поила чаем и пирожками с брусникой.

Обнова.

Вечером, около семи, в дверь позвонили. Это был сияющий Лёшка. Довольный как кот, стыривший рыбу со стола. Мы с тётей Машей бегом побежали вниз по лестнице, смотреть Лёшкину машину.

- Ой какой цвет красивый! Никогда таких не видела! – Запела восхищённая Маша.
- А уши где? – Удивился я, разглядывая «жабры» на задних крыльях «Запорожца», вместо знаменитых воздухозаборников, напоминающих оттопыренные уши Чебурашки.
- Целый корабль «Запорожцев» пришёл, и все до единого вот такого необычного светло-зелёного цвета. А «ушей» больше не делают, Андрюшонис. Вчерашний день. Теперь жалюзи в моде.
- Ну открывай, дай за рулём посижу. Ух ты! Электронные часы!
- Ага. За часы семьдесят один рубль доплатить пришлось. Я то при заказе оплатил четыре тысячи, а машины в новой комплектации оказались, так что выложил четыре тысячи семьдесят один рубль копеечка в копеечку.
- Всего четыре тысячи? – выпучила от удивления глаза Маша.

- Ну да. Это ж «Запорожец», а не «Москвич», или тем более «Жигули».
- Мы с Борькой за три месяца за него расплатились бы.
- Так я тоже не сильно обеднел. Я как стал зам. Начальника аэропорта, вообще нормально начал зарабатывать. Когда в «скворечнике» часов набирается, тыща пятьсот выходит, а если с налётом, то и тыща семьсот получается.
- Молодец ты Алёшенька. Вон, Петрович ваш до сих пор как пацан на мотоциклетке носится. А ты молодой совсем, а уже на машине собственной.
- Так сейчас, тёть Маш, на «Запорожца» не особо много желающих. Очередь в Профкоме на машину подходит, а приходит «Запорожец», ну очередник и отказывается в пользу тех кто после него записан. И ждёт своего «Москвича» или «Ладу». Это этого, наш «воздушный докер» отказался, Андрюха Сорокач. Говорит, что мол, не годно известному музыканту на «запоре» позориться.
- Дурень он, ваш Сорокач. Там где «Запор» проедет, ни одна другая машина не пройдёт, разве, что «Нива». Но она тяжёлая, а это, вдвоём можно из любой лужи выпихать. – Блеснул я познаниями в автомобилях.

- Ладно. Ночевать то останетесь?
- Не, тёть Маш. Мне на работу завтра. Поедем уже. И так до утра ехать придётся.
- Ну пойдём я тебя варениками с вишней накормлю. Андрюшка твой так их нахваливал, так их нахваливал.
- Этот проглот может. Лишь бы побольше накладывали.
- Иди ты! Сам проглот!
- Ладно, ладно, я же прикалываюсь.

Золотая Тенька.

В дорогу Маша нам собрала кулёк пирожков, и всучила старый китайский термос с яркими птицами и помятой алюминиевой крышкой – стаканчиком на резьбе, полный горячего чая: - «Возвращать не надо! Это подарок тебе от меня. Пусть всегда в машине будет, и обо мне напоминает»!

Потом была трудная дорога по Тенькинской трассе. Восемьсот километров по горным серпантинам, с перевала на перевал, по узкой грунтовой дороге, где обочины усеяны пустыми ржавыми бочками из под топлива и негодными скатами от грузовиков. За десятилетия их ту собралось, наверное, сотни тысяч тонн. А у подножия перевалов покоятся останки десятков автомобилей, сорвавшихся в пропасть. Это только те, которые не было возможности эвакуировать. Почти за каждым остовом - чья та жизнь. Иногда не одна. Скорбная примета адской Колымской трассы. Одному Богу известно, сколько жизней она взяла при её строительстве, и сколько ещё потом. У нас говорят: - «Кто по Теньке не ездил, тот на Колыме не бывал».

Останавливались, чтоб охладить мотор, только дважды. На вершинах перевалов Лашкалях, и Гаврюшко. Самые затяжные подъёмы, длиной до двадцати километров непрерывного карабканья по «зю-образной» дороге, даже в холодную погоду не дают шансов не перегреться двигателю. Тем более, если он воздушного охлаждения как на «Запорожце».

Но ещё до рассвета мы въезжаем в Сусуман. Оба устали и изнервничались. Брат впервые в жизни проделал такой дальний и сложный путь за рулём.

- Сейчас Кыргыну разбудим, и заставим нас кормить.
- Кого?
- Кыргыну. Кыргына по якутски значит – светлая. Не знал? Так вот я всех Светок зову Кыргынами.
- Твоя не обижается?
- Бх-х-а! Обижалку быстро оторву, и собакам выброшу.
- Береги её. Она у тебя замечательная.
- Знаю. Других не держим!

Обмывание.

Лёха разбудил меня после обеда. Он уже сорвался с работы, благо в пятницу бывает такая возможность, и мы поехали в ГАИ, ставить машину на учёт. Прикрутили новенькие белые таблички номерных знаков, на которых чёрным было написано 19-09 МАБ. А потом поехали в гараж, где у Лёхи всегда стоит бочка с солёной горбушей, а под потолком развешены гирлянды вяленого хариуса. Взяли пару тушек лосося, и по пути домой зашли в гастроном, чтоб купить что-нибудь на ужин.

Золотая Тенька.

- Мясо не берём. Дома полная морозилка оленины, и разморожено килограмма два.
- Лёш. Давай креветок возьмём?
- Давай. Только посмотрим, чтоб не стухшие были.

Продавщица корчит недовольную мину, услышав просьбу извлечь из холодильной витрины овальный эмалированный тазик с тихоокеанскими креветками, но всё же достаёт. Всем своим видом демонстрирует презрение, и наблюдает как Лёха нюхает и щупает креветок. Оценив качество товара, он удовлетворённо кивает головой, и просит завернуть килограмма два.

Продавщица оживляется, и уже с улыбкой бежит за алюминиевым совком и полиэтиленовым пакетом. Креветки и правда шикарные. Крупные, размером с приличного рака, свежие, с отменным запахом океана. Не часто можно попасть на свеженькие морепродукты вдали от побережья. Поэтому, продавцы всегда рады поскорее избавиться от «скоропорта».

Это какое то чудо. Волшебным образом в гастрономе оказалось пиво «Исетское». И при том, почти никакой очереди! Лёха не скупится, берёт сразу ящик. И мы отправляемся отмечать обнову.

Из гостей только лучшие друзья. Тоже молодая семейная пара, которая так же как и Алексей с Кыргыной, ждут по осени первенца. До позднего вечера едим оленину, тушёную в пиве, и креветок, сваренных в густом соляном рассоле, который от укропа и лаврового листа цветом как крепкий чай. Пиво заканчивается как то быстро.

- Надо было два брать. – Крякает недовольно брат.
- Куда тебе больше! С утра тебе ещё Андрюшку в Кадыкчан везти! – Возражает Света.
- Ладно, шучу! Спасибо за изумительный ужин, Светоч ты мой ясный!
- Не подлизывайся, алкаш!
- Ну ты уж через чур! Я не алкаш. Я Народный депутат, между прочим!
- Вот если б не был депутатом, не покупал бы пиво вагонами.
- Да ла-а-адна…

Гости в очередной раз пожелали, чтоб машина бегала быстро и долго, откланялись, и отправились восвояси. А мы, уставшие, но довольные, завалились спать. И не известно ещё, кто больше рад был покупке, я или Лёшка со Светой.

Грыбы!

Позавтракали бутербродами из батона с маслом и горбуши, запив их изрядным количеством горячего кофе. Светит солнышко, только над сопкой Марджот, которая нависает над Сусуманом, покоится белёсый туман, скрывающий вершину. Холодно. Похоже, что вот-вот ударят морозы.

- Дай мне из гаража выехать?
- Валяй. Только осторожно, не поцарапай ничего мне.
- Да ладно, если разнесу гараж, новый построим. – Смеюсь я.

Завожу двигатель, включаю заднюю передачу, и оглянувшись через правое плечо пытаюсь тронутся. Заглох. Снова завожусь, трогаюсь, машина дёргается и снова глохнет. Вижу, брат набычился, смотрит с тревогой. С третьего раза газую смелее, и приноровившись к незнакомому сцеплению, выезжаю задом из гараж. Выворачиваю руль вправо до упора, и останавливаюсь на правой обочине дороги. Лёха запирает обитые жестью деревянные ворота гаража на висячий замок, и садится на правое сиденье.

«Давай, трогай до стадиона» - милостиво разрешает он. Осторожно объезжая глубокие ямы, заполненные мутной водой, веду машину, и наслаждаюсь. Душу переполняет восторг, радость, восхищение, и безмерная благодарность брату. Думаю, что когда у меня будет сын, я обязательно доверю ему вести машину. Может быть, он тоже почувствует ко мне такую же любовь, какую я сейчас к Алёшке.

Впереди у нас более восьмидесяти километров до Кадыкчана. Лёха явно лихачит за рулём. У него самого кровь бурлит от радости и восторга. Правду мама говорит, что такие как мой брат, до старости остаются детьми.

Постепенно раж проходит, и нелёгкая дорога превращает прогулку в напряжённый труд. Хорошо, хоть машин на трассе совершенно нет. Примерно посредине пути на нашем пути предстаёт самый высокий и длинный перевал – Аркагалинский. Не понятно, почему его так назвали. Ведь до Аркагалы отсюда более шестидесяти километров.

От длительной езды на второй передачи, наш «Запор» пришёл в замешательство. Не доезжая вершины, мы почувствовали, что в салон проник запах горячего двигателя. Лёха явно занервничал. Понимаю его. Необкатанный двигатель очень нежный, и перегрев его, грозит тяжёлым и дорогим ремонтом. Обидно было бы, так вот бездарно загубить машину, на которой ещё «муха не сидела». Заезжаем в первый же «карман», устроенный для остановки машины на подъёме, чтоб не мешать попутному транспорту. И выбираемся, размять ноги.

Вижу, Алексей с интересом рассматривает что-то на склоне сопки, низко наклонившись к земле.
- Андрюшонис! Вытряхни всё из сумки, которая на заднем сиденье, и тащи сюда.
- Что там?
- А ты слышал, как обезьяна на берёзу забралась?
- А! Ха-ха! Помню. Корова спрашивает: - «Ты чего на берёзе ищещь»? В ответ: - «Грыбы»! Корова: - «Дура! Грибы на берёзах не растут»! Обезьяна озлобленно: - «Я говорю, грыбы отседа»!
- Вот-вот! Тащи сумку.

Отходим от обочины на несколько метров вглубь леса. Мама моя родная! Сколько же их здесь! Мха не видно. Одни подосиновики с красными головками. Торчат на толстых ножках, ладные, крепкие, да в таком количестве, просто что-то немыслимое! Как на подбор, одинаковые. Все высотой чуть выше сигаретной пачки, поставленной на донце.

Пятнадцать минут, и холщёвая сумка битком. А грибов вокруг видимо невидимо.
– Что делать?
- Неси сумку в машину, высыпь на коврик сзади, позади сидений.
- Разлетятся по всей машине, ногами подавим.
- А мозги есть у нас? Нужно ими пользоваться. Придумаем, что-нибудь, не боись!

Одну сумку отнёс, высыпал в машину, второй раз сходил, третий…
- Ну всё, Лёш. Харэ. Чистить их потом до ночи, ну никак не улыбается.
- Ладно, ладно. Перекурим, и вперёд.

ЛёхасБерелёха.

Смотрю на наивную улыбку на лице брата, и не могу отделаться от мысли, что это я старший брат, а не он. Ну совсем мальчишка. Весёлый, озорной хулиган. Как ему доверили быть заместителем начальника аэропорта и возглавить службу управления воздушным движением, ума не приложу. Да ещё и нардепом стал недавно. Но люди его хвалят. Благодарят. Говорят много полезного для города и его жителей делает.

Хотя сам он проклинает это депутатство, и не дождётся, когда его, наконец переизберут. Эх, Лёха – Лёха… В какие передряги ты только не влезал, каких только приключений не нашёл на свою задницу. Иным нужно семь жизней прожить, чтоб столько событий и испытаний перенести.

Ещё мальчишкой его мама каждый раз со страхом отпускала из дома. Драки, пробитая голова, переломы, выбитые стёкла, поломанные крыши сараев, и прочие приключения постоянно сопровождали его все школьные годы. Потом, после восьмого класса, приспичило ему поступить в техникум в Хабаровске. Как не уговаривали его, улетел.

Однажды вечером, в конце ноября, когда на улице было под тридцать градусов мороза, и снега по колено, слышу звонок в дверь. Открываю, стоит мужик. Чисто хиппи. Усы и борода, скрывающие шею покрыты льдом и инеем. Глаза закрыты иностранными солнцезащитными очками – капельками. В студенческой стройотрядовской куртке и джинсах. Из сандалей торчат синие от холода пальцы босых ног.

Стою, рот разинул от вида этого чудища, даже в глубине души ничего не дрогнуло. Не признал брата. А тот еле разлепил смёрзшиеся усы и бороду, и рычит низким басом: - «Чё? Не узнаешь»? Тут я и упал на пол прихожей, корчась в конвульсиях безумного хохота. Голос то я узнал!

Оказалось, что Лёша, видите ли, ошибся в выборе профессии, и решил закончить десять классов, чтоб поступать в Рижское лётно-техническое училище. Прозрел, блин. А учителя его как уговаривали не губить карьеру с самого начала! Слава Богу, дошло до него!

На следующий день сбрил бороду, но усы оставил. Постригся, одел костюм, галстук, и пошёл проситься в девятый класс. Закончил школу блестяще, и поступил, как и планировал в лётное, в Риге. Радости родителей не было предела, особенно, когда он прилетел в первый отпуск. Красивый, возмужавший, в синей форме с золотыми погонами с буквой «К».

Учителя затащили его на целую серию классных часов, для учеников девятых и десятых классов, чтобы он рассказал о своей службе, и о будущей профессии. С того момента, в Кадыкчанской средней школе началась «авиационная эпидемия». Из каждого выпускного класса, минимум пять шесть человек поступали в авиационные и лётные училища, и институты инженеров гражданской авиации.

А в конце первого курса, Лёха опять начудил. Во время практики на учебном аэродроме, попросил техника прокатиться на аэродромной машине ВАЗ 2104. Разогнал её по взлётной полосе, и в конце слишком резко повернул. И… перевернул её, поставив на крышу.

Отец взял отпуск за свой счёт, чтоб уладить проблему, и улетел в столицу советской Латвии. Вернулся разгневанный, потому, что выложил за восстановление разбитого автомобиля более четырёхсот рублей. А с учётом билетов на самолёт, туда и обратно, Лёхины «покатушки» вылились почти в тысячу рублей.

Следующий раз отец полетел в Ригу через полгода. На этот раз Лёху порезали ножом. Заступил в караул, по охране аэродрома, и ночью заметил двоих нарушителей, которые пытались скрутить что-то с передней стойки шасси самолёта Ту-134. А в караул то они без патронов ходили. Не положено до присяги боевое оружие. Ну и стал Лёха отбивать социалистическое имущество так, как привык стоять за правду всю свою недолгую, но яркую жизнь – кулаками. Одного уложил двумя ударами в голову, начал со вторым разбираться, а первый очухался, вынул нож, да Лёхе в бок его и воткну, пробив тонкую курсантскую шинель.

Несколько дней в реанимации. Спасибо врачам, вернули к жизни, и полностью восстановили здоровье. Потом он неоднократно попадал в подобные ситуации, но каждый раз отправлял на больничную койку соперников. В основном, из числа местной молодёжи, латышей, которые ходили со сбритыми висками, и «зиговали» при встрече друг с другом. Они буквально охотились на курсантов, выходившим в город в увольнение.

В одной роте с Алексеем учился парень из посёлка Берелёх, что рядом с Сусуманом. Однажды кто-то спросил его:
- Откуда ты, Серёга?
- Я с Берелёха.
- А Лёха, что твой зёма, он тоже с Берелёха?
- Не, с Кадыкчана.
- А я думал, что и Лёха с Берелёха.

Каламбур так всем понравился, что до самого выпуска Лёху так все и звали – ЛёхасБерелёха.

Челюсть.

Настал долгожданный день выпуска. Когда курсантские погоны сменились на погоны специалиста Аэрофлота восьмой категории (две широких клинообразных лычки и одна тонкая), а в кармане появилось удостоверение офицера запаса со специальностью «Штурманская тактическая авиация». Выпуск, под звуки оркестра, крайний раз прошёл торжественным маршем мимо трибун с ветеранами и руководством училища, и по команд «И-и-и-и Ррраз!» каждый подбросил в небо, заранее заготовленную горсть мелочи, зажатую во время прохождения в правом кулаке, одетом в белую перчатку.

Всё. Шутки закончились, пора разъезжаться каждому к месту своего распределения. По всем уголкам огромной страны – Советского Союза. Но повод задержаться на пару дней в Риге, у бывших однокашников из взвода, в котором Алексей с друзьями за три года не один пуд соли съел, был весомым. Один парень сам был из местных, и у него была назначена свадьба. Все как один, решили на первой свадьбе из их компании, обязательно присутствовать. Из казармы их никто не гнал, а увольнительная записка, для выхода через КПП, больше не требовалась.

В первый же вечер, повздорили из-за какой то ерунды с латышами. Снова драка, снова наши победили, но Лёшке сломали челюсть. В больнице ему поставили металлические скобы, и резинки крест – на - крест, чтоб зафиксировать кости, для правильного срастания. Как же идти в таком виде на свадьбу, если невозможно ничего жевать, а только бульончик сосать через трубочку не особенно хочется. Это когда все вкусно кушают, и выпивают то!

Явились через два дня по адресу из приглашения, оказалось, что дом на берегу Рижского залива, в пригороде, в курортной зоне. Гостей больше двухсот человек, одних мангалов с шашлыком дымится целая батарея. Запахи умопомрачительные. А есть то хочется.

Ну что… Сначала Лёхе водку вливали рюмками в рот, через скрещенные резинки на зубах. Потом, кто то из родни невесты, с сильным латышским акцентом говорит:

- Э-э-э. Так ти всью сватьпу промучиисся. Идьом со мноью.

Приводит брата в гараж, где старый «Москвич» со снятым двигателем. Двигатель лежит на пустой старой покрышке тут же, а рядом – ведро с соляркой. Латыш запускает руку в солярку, нащупывает там пассатижи, и молвит: - «Откройте рот, молодой человьек». Лёха послушно раздвигает губы, а латыш резким рывком выдёргивает всю конструкцию из скоб с резинками грязными пассатижами вон. Бросает инструмент вместе с извлечёнными скрепками обратно в ведро, вытирает руки ветошью, и протягивает платок со словами: - «Молодес, льётсик. Настоящий мусчина. Витри слёзы, закрой рот, платок оставь себье, и идьи кушать».

Всё. С того момента брат про сломанную челюсть не вспоминал. Ел, пил, и впоследствии, кости челюсти срослись правильно, и как по волшебству, сами собой.

Часы.

Но на той свадьбе жених сильно расстроился из-за того, что во время каких то весёлых конкурсов, разбил страшно дорогие заграничные наручные часы, которые ему подарили всего несколько часами ранее, кто то из родственников.

Однокашники тут же проявили участие и солидарность с женихом. Собрались гурьбой, и пошли в гараж, где Лёха видел на верстаке большие слесарные тиски с массивной наковальней. Каждый из друзей снял свои наручные часы, и положив на эту наковальню, по очереди превратил их с помощью большого молотка в лепёшку. Все эти остатки тонкой механики побросали в ведро с соляркой, и торжественно поклялись никогда больше не носить на руке часы. Ребячество, чё…

Но история получила неожиданное продолжение, когда один из их компании, управляя воздушным движением, по ошибке разрешил посадку Ту-154 в аэропорту Иркутска на взлётно-посадочную полосу, на которой работала снегоуборочная техника. Тогда не выжил никто из пассажиров и экипажа, включая водителя грейдера, чистящего полосу от снега.

Молодого диспетчера осудили на длительный срок. А «сарафанное радио» разнесло слух, что накануне он нарушил клятву, и надел наручные часы, подаренные кем то из близких родственников. Все бывшие однокашники созванивались друг с другом, и передавали из уст в уста это обстоятельство. Но… Особого внимания ему никто не придал. Совпадение, и совпадение. Грустно, но чего в жизни не случается.

Второй раз о клятве вспомнили вскоре, после того как наши ПВО на Камчатке по ошибке сбили наш же грузовик Ан-12 на Камчатке, где штурманом летал ещё один из друзей, нарушивший клятву, и надевший наручные часы незадолго до рокового полёта. Погибло пять человек.

Затем в аэропорту Навои в Узбекистане, Ан-26, в котором штурманом был ещё один из клятвопреступников, который надел на руку часы перед вылетом, упал приземлившись после окончания бетонки ВПП, и сгорел на глазах у всего персонала, и пассажиров аэропорта, ожидавших своего рейса.

Говорят, что после третьего свидетельства, никто больше ни при каких обстоятельствах не надевает на руку часов.

И брат их никогда не надевает. Тем более, что вскоре после третьего несчастного случая его командировали в воинскую часть, где он несколько месяцев летал на Ил-76, оборудованный как летающий пункт дальнего радиолокационного обнаружения. Такой же, как американский «Авакс», с вращающимся «грибом» сверху фюзеляжа. Не понимаю, почему гражданского штурмана отправили в войска, в действующую боевую часть, летать в воздушном пространстве Афганистана. У них что, военные штурманы все заболели?

Как бы то ни было, после этой командировки брату присвоили старшего лейтенанта, а позднее дали медаль от правительства Афганистана. Хорошо, что и Лёхе это зачлось как участие в боевых действиях, со всеми вытекающими. Ветеран, это не просто «корочки». Это целый набор льгот, как у лица, приравненного в правах к ветеранам Великой отечественной.

Неизвестно, надевали ли часы остальные, погибшие внезапно при различных обстоятельствах, но через несколько лет от взвода, в котором Лёха учился в Риге, в живых осталось всего несколько человек.

Но я верю, что с братом всё будет хорошо, и он проживёт долгую счастливую жизнь. Иначе и быть не может. Хотя, события, которые с ним регулярно происходят, настойчиво заставляют в этом сомневаться.

Не шутите с тремя вещами: - С документами, оружием, и женой командира.

Когда Лёшку призвали на военные сборы в Елизово, на Камчатке, ничто беды не предвещало. Самое страшно, что может случиться с «партизаном», это передоз алкоголя от безделья. Но только ели речь идёт об обычном человеке, коим мой брат, безусловно, не являлся.

Жёны военных лётчиков из гарнизона, чрезвычайно воодушевились, когда в военном городке появилось сразу полсотни молодых, не уставших от службы «партизан». И как обычно в таких случаях, жизнь сонного гарнизона пришла в броуновское движение. В то время, пока офицеры отсутствуют в своих семьях, по причине напряжённой службы, скучающие боевые подруги мгновенно нашли им замену. И естественно, что в таких ситуациях не обходится без драматических событий, связанных с супружескими изменами, пьянками-гулянками. И всем, что этим сопутствует.

Не обошлось и без поножовщины, как это водится. А Лёха у меня мужик видный, за ним девки всегда табуном бегали. И дёрнул его чёрт спутаться с замужней тёткой. Да не простой, а супругой одного из старших офицеров части. Ну и схлопотали оба по пуле из табельного «Макарова», когда «рогоносец» внезапно, во время дежурства по гарнизону, зашёл домой за сигаретами.

Как инцидент уладили, одному богу известно. Врачи же подписку дают, что в случае поступления пострадавшего с ранением, полученным в результате применения холодного оружия и тем более от огнестрела, они обязаны сообщать «куда следует». Однако, операции обоим любовникам сделали тихо, без шума, и информация о происшедшем, хоть и утекла в массы в виде слухов, но поскольку подтверждений никто не представлял, так всё и осталось «шито-крыто». На уровне слухов.

У этой истории было и ещё одно последствие. Всех партизан досрочно распустили по домам, до окончания сборов, и объявили, что во имя сохранении главных и основных ячеек советского общества – семей, командование пошло на беспрецедентный шаг – выдать документы об успешном повышении квалификации авиаторов, находящихся в запасе досрочно, с присвоение очередного воинского звания. А на работу можно выходить после, официально заявленного срока окончания военных сборов. Т.е. все награждаются дополнительным месячным отпуском, с сохранением средней заработной платы по месту работы.

Так мой брат стал капитаном. И получил, вдобавок к старым ранам, свежий шрам от пули калибра девять миллиметров.

Брызги шампанского.

История учит только тому, что она ничему не учит. Через год, когда Лёха окончательно перестал летать, после мистического спасения, благодаря нелепой случайности, когда вместо него полетел другой штурман, и его экипаж разбился на Чукотке, он стал диспетчером аэропорта Чайбуха. Необходимо было пройти переподготовку в УТО на Соколе, и брат отправился на учёбу. В тот момент он переживал очень сложный момент в своей жизни, когда развёлся с первой женой. И так то никакой жизни с ней не было, а тут вообще всё рухнуло.

Процедура развода, и гибель его лучших друзей, в числе которых, по всем законам, должен был бы быть и он сам, всё это сыграло свою роль в произошедшем. Проще говоря, Лёха пустился во все тяжкие, что неудивительно, если знать его эмоциональный и ранимый характер, приплюсовав к нему необузданный нрав, и природный «пофигизм» Лёхи, по отношению к самому себе, и своему благополучию.

В общем, во время переподготовки он позволил себе расслабиться. Загулял с очередной замужней дамочкой, и опять, как и в Елизово, был пойман «рогоносцем» на месте преступления. Пистолета у обманутого супруга не было, зато был нож. Простой, кухонный. А Лёха как то не поверил в то, что этот хлюпик решится на решительные действия, за что и поплатился. Пытаясь выхватить нож, из рук обманутого мужа, Алексей нарвался на молниеносный рассекающий удар, и большой палец на левой руке буквально повис на лоскуте кожи.

В больнице Лёха объяснил всё неудачной попыткой открыть бутылку шампанского. Якобы пытался открыть её по гусарски, ударом запястьем в донышко бутылки. Не знаю, как долго смеялись врачи, но снова дело обошлось без милиции, и расследования.

Снова отец полетел к Лёшке, на этот раз, хотя бы не на другой конец страны, а всего лишь в Магадан, куда билет на самолёт стоит всего двадцать восемь рублей. Вернулся, долго хохотал, успокаивая мать, и уговаривая не волноваться. Что это всего лишь порез от стекла, и операция прошла успешно, и здоровье сына вне опасности. Но материнское сердце не обманешь, и она не мало слёз пролила тогда.

Спокойнее стало, наконец, когда брат встретил Светлану. Она чудесным образом повлияла на Лёшку. Он остепенился. Забыл про приятелей, которым нужно было только одно: - покутить за чужой счёт, и жизнь, вскоре наладилась. Мы все очень радовались переменам, и как могли поддерживали словом и делом молодых. Теперь вот ждём прибавления в семье.

Наверное, вся предыдущая жизнь брата была дана ему именно для того, чтоб он в полной мере смог ценить то, что ему дано, и умел это хранить. Боги! Дайте мне столько же мудрости, как брату! Только, желательно, без таких явных подсказок сверху, чтоб не набивать шишек на ровном месте. Совсем не обязательно бесконечно оказываться на краю жизни и смерти, чтоб научиться элементарному – ценить и беречь то, что имеешь.

МЕГАЛИТЫ СЕВЕРНОЙ АМЕРИКИ

Найти что-то о заокеанских мегалитах оказалось очень сложно.На канадских и на штатовских интернет ресурсах практически отсутствует информация о местных мегалитах либо её мизер.Зато североамериканцы на форумах и сайтах своих стран во всю обсуждают мегалиты Перу и России (Горная Шория самая обсуждаемая на сайтах где я был).Так что пришлось постараться собирая материал для этого поста
Баффинова Земля.Канада