5. Выход, который не выход. Для Счастливой Леки

Эльфика

5. ВЫХОД, КОТОРЫЙ НЕ ВЫХОД (Продолжение "Талисмана Силы").

По заказу Счастливой Леки. Иллюстрации от rakita.

Выход мы нашли быстро – не врала Максимовна, не ошибалась. Дверь – обычная, обшарпанная немного, деревянная, ну прямо как в хрущевках, и звонок сбоку, с одной стороны оплавлен.

То ли замыкание было, то ли мальчишки спичками баловались? А над дверью прямо на стене нацарапано мелом – ВЫХОД.
Максимовна моя вдруг почему-то заволновалась, притормозила.
- Это ж еще не конец игры, Славик? – вдруг спросила она, и в голосе ее я почувствовал тревогу.
- Нет, конечно! – стараясь быть уверенным, ответил я. – Мы ж только начали! Это переход на следующий уровень. Наверное…
- Погоди, дай отдышусь, - сказала Максимовна, и вдруг побледнела даже.
- Максимовна! – кинулся к ней я. – Да вы присядьте. Что ж вы так волнуетесь? Ну хотите, я первый войду?
- Ох, погоди! Что-то сердце сдавило, - пожаловалась она. – Давай и правда присядем, дверь ведь никуда не убежит?
- Конечно! Вот сюда, к стеночке, и я с вами посижу. Эх, Жизнь-то запасная как бы пригодилась! – пожалел я.
- Да нет, я ж не умираю! Так, вступило что-то в грудь, - тут же отозвалась Максимовна. – Просто посидим чуток – и пойдем, ладно? Ты поговори со мной просто, милок.
- Да конечно же, - закивал я, соображая, о чем бы с ней побеседовать. – Максимовна, а вы как в Игре оказались? Вы что, раньше в компьютере играли?
- Нет, Славуня, я к тому компьютеру в жизни не подходила, да и не было у нас его отродясь.

А в Игру я попала со злости.
- Со злости? – заинтересовался я. – Это как это – со злости?
- Да вот так. Ты вот думаешь: «старуха, куда ей играться?», и не возражай, думаешь, думаешь. И я так думаю. А только я такую жизнь прожила, что играть-то мне некогда было! Я бы, может, и в детстве наигралась, да нас у родителей семеро мал мала меньше, я из старших, ну и помогала младших тянуть. Потом прямо от люльки с младшим братиком замуж вышла – свои детки пошли, муж на работе, я опять все на себе тянула. Муж оказался ледащий – ну, лодырь, непутевый, стало быть, а дети-то внимания требует, кто его даст? Опять Максимовна. Потому уж и у детей дети пошли, опять же кто за ними присмотрит? Бабушка! То есть я… Ты не думай, я не жалуюсь, не через силу все делала, в охотку. И радость мне от этого была! Только вот стала я чуять, что силы иссякают. Не та уже стала Максимовна! Ну, я как всегда – зажала себя в кулак, дескать, некогда болеть! А болезнь, она ж не спрашивает! Сердце, оно ведь тоже свой срок имеет. И уложило меня в постель, да надолго. Вот тут-то у меня и случилось времечко обо все подумать… Ты слушаешь, Славка, или уснул?
- Да что вы, Максимовна, слушаю, слушаю, мне очень интересно! – ответил я – мне и вправду было интересно.
- Ну так вот… Лежу это я и вижу, что никто на себя брать-то не хочет. У всех своя жизнь, и все привыкли, что мамка за всех все решит. Хоть за свет заплатить, хоть за продуктами сгонять, хоть с соседкой насчет ее собаки поругаться… не говорю уж чтоб дома убраться… Я лежу – а кругом все в упадок приходит. Раньше-то я все время в бегах, все время при деле, не замечала ничего. А тут вижу – муж целыми днями к бутылочке присасывается перед телевизором. Детям я не больно-то нужна – только если денег занять или внуков на время подкинуть. И все беспомощные какие-то…
- Как я? – вырвалось у меня.
- Что ты, Славка? – удивилась Максимовна. – Ты и не беспомощный вовсе. Просто себя еще не знаешь. Ты – эвон какой! А мои… Ну, растила я их, растила, да и вырастила, как нынче говорится, потребителей.
- Ну, может, привыкли бы? – попытался оправдать неведомых «потребителей» я.
- Может. Только у меня терпения не хватило, - созналась Максимовна. – Стала я им понемногу предъявлять. Ну, дескать, что и вы часть обязанностей на себя взять можете. Так ты знаешь, тут такой хай поднялся – ты б слышал только! Ой-ой-ой! Никто не хочет, все друг на друга кивают, и ничего с места не двигается. Сначала друг с дружкой все переругались, а потом и на меня ополчились: говорят, мол, тебе надо, ты и делай! А в доме меж тем уже паутина по углам повисла…
- А вы? – подбодрил ее я.
- А что я? Всю жизнь у меня на всех сил хватало, всем помогала, всех обихаживала. А после болезни моей чувствую – нету силушки, вышла вся. И поддержки от своих – тоже нет. Вроде всю жизнь на них горбатилась – а как случай вышел, так и одна я… Ну, я дождалась, когда на поправку пойду, а как на ноги встала – и сразу в церковь. Просить у бога смирения и понимания. Ну и сил, чтоб вынести все с достоинством.
- И что, помог вам бог? – спросил я.
- А как же? – удивилась Максимовна. – Он когда отказывал, ежели ты в него веруешь? Помог, само собой. Тут ведь что главное: надо знак не пропустить. Господь, он ведь сам-то говорить не может, так он знаки подает.
- А вам какой знак был? – еще живее заинтересовался я.
- А такой знак, что ехала я из церкви на автобусе, да вышла почему-то не на своей остановке, а раньше. Уж не знаю, почему. Иду, прогуливаюсь. Вдруг смотрю – на столбе листочек болтается, ветерком его мотает. Подхожу – а он оторвался, и прямо мне в руки и слетел. Ну вот скажи, что не знак?
- Наверное, знак, - пожал плечами я. – Раз вы так решили… А дальше?
- Так дальше я сюда и попала! – воскликнула Максимовна. – Там ведь как раз про Игру было, и про Силу… Как раз то, о чем я бога просила! А уж он лучше всех знает, как все устроить! Кто я такая, чтобы с ним спорить??? Сразу поехала и записалась. А там будь что будет, хуже уже не будет.
- Ну и рисковая вы женщина, Максимовна! – восхитился я. – Это ж надо, в вашем возрасте, и в такую авантюру! Прямо не верится!
- А что ж, - вдруг озорно усмехнулась Максимовна. – Мне в твоем возрасте не до авантюр было, а потом уж и некогда. Вот теперь, на пенсии – в самый раз! А то так умру, а в жизни ничего интересного и не увижу.
- Так ведь тут монстры всякие могут быть, - предупредил ее я. – Ну, чудовища, то есть. Вооруженные убийцы. Опасности!
- Эх, милок! – засмеялась Максимовна. – Ты бы в наше Рабочее Предместье вечером с автобуса через парк прошел – да никакой Игры не надо. Все тебе там: и чудовища, и вооруженные убийцы, и опасности, и эти… как его… монсторы! И еще много чего. А мы каждый день ходим. Так что у нас там свои игры, почище этой будут.
- Так вот откуда у вас универсальное оружие? – кивнул я на ее сумку.
- Ты еще не знаешь, чего я ей делать могу! – воинственно похвасталась Максимовна. – Ко мне не подходи – разом зашибу.
- Ну, тогда мне с вами ничего не страшно! – с удовольствием сказал я. – Даже через парк в Рабочее Предместье!
- То-то, - Максимовна была удовлетворена, даже румянец на щеках появился. – Ну, вроде я оправилась, пойдем, что ли?
- Пойдемте, - вскочил я.
После Жизни, подаренной мне Максимовной, силы я чувствовал в себе неописуемые. Хотелось подвигов! Поэтому я первым рванул к двери, подергал за ручку – закрыто, тогда я позвонил в звонок. Но ничего не произошло. Я попытался надавить – глухо, дверь сидела, как влитая.
- Ну-ка, пусти, - решительно отодвинула меня Максимовна.
Дверь тоже ей не поддалась, тогда она нажала на кнопку звонка, и вдруг дверь распахнулась! За ней открылась вполне мирная картина – обычная комната, а в ней обычные люди, занимаются своими делами.
Только вот Максимовна моя охнула, пошатнулась и схватилась за косяк.
- Боже мой милостивый, спаси и сохрани, - прошептала она, оседая и цепляясь за щербатую обналичку.
- Максимовна, что? Чего вы испугались? – подхватил я ее под руку. – Вам плохо опять?
- Плохо, милок. Ой, плохо! – слабым голосом сказала Максимовна. – Это ж моя квартира! И мое семейство. Вот так. Откуда шла, туда и пришла…
- Ну ничего себе! – только и смог сказать я.
Семейство состояло из пожилого мужичка в грязноватой майке и трениках, который пялился в телевизор, а перед ним на газетке были разложены-расставлены чекушка водки, литровка пива «Охотничье», полбулки хлеба, от которого он отламывал куски, перья зеленого лука и вскрытая банка каких-то консервов. Ну и рюмка со стаканом, для употребления жидкостей. Вид у мужичка был непрезентабельный и изрядно осоловелый.
- Муж мой, Степаныч, - пояснила Максимовна. – Что ж он хлеб-то не нарежет, а? Всю жизнь ленился… И майка вон на что похожа… Когда уделать-то успел? Я ж ему утром чистую подала?
В углу сидел мужик – большой такой, мордоворот, можно сказать, и читал книжку, время от времени поглядывая на часы. Нас они оба, похоже, не видели. Хотя мы стояли в дверном проеме как на картинке. Тут мужик оторвался от книжки и сказал:
- Батя, ну когда маманя придет?
- А фиг ее знает, - отозвался Степаныч, залезая двумя пальцами в банку. – Шляется где-то… Жди.
- Да некогда мне! – скривился мужик. – Может, ты мне денег дашь?
- А нету! – равнодушно сообщил Степаныч. – Ты уже здоровый лоб, свои иметь должон. Это маманя сердобольная, всех вас на себе тащит. Ну и пусть ее! А с меня где сядешь, там и слезешь.
- Отец называется! – укорил мужик. – Ты ж знаешь, как сейчас достойную работу найти трудно? Ну так я в поиске! А вы родители! Пенсию вам государство регулярно выплачивает!
- А ты вечно в поиске, - хихикнул Степаныч. – Видать, достойная работа тебя не больно-то ищет! А мою пенсию ты не замай, я ее честным трудом заработал! Теперь могу смело пропивать, я хозяин!
- Мне денег надо, - насупился мужик. – Ребятишки голодные.
- Мать придет – накормит, - пообещал Степаныч и с видимым удовольствием махнул еще рюмашку.
В это время в комнату вошла женщина, очень похожая на Максимовну, только молодая, видная такая, вся разодетая, в вечернем платье и с шикарной прической, и с порога на высоких тонах заверещала:
- Ну и где она бродит? Я же опоздаю!
- А я знаю? – глянул на не Степаныч. – Ты бы это… потише верещала, дочка. А то аж в ушах звенит!
- Ну не могу же я на тебя детей бросить! – в отчаянии притопнула босоножкой на высоком каблуке дочь. – Где мама, ну что же это такое?
- Не можешь – не бросай, - миролюбиво сказал отец и налил пивка. – А то бы и с детьми вечером побыла, не переломишься.
- Да? А личная жизнь? – тут же перешла в наступление дочь. – Я со своим козлом рассталась, так мне теперь судьбу устраивать надо.
- Ага, с одним козлом рассталась, так надо срочно другого завести, - подал голос из угла мужик – я уже понял, ее братец.
- А ты вообще молчи! Халявщик! – развернулась к нему сестрица.
- Я халявщик? Да это ты халявщица! – перевел стрелку брат.
Дальше они перешли на русский нецензурный, а отец меланхолично пережевывал перышко лука, не обращая внимания на их перепалку, только телевизор погромче сделал.
Тут в комнату вбежал малец лет семи, в руках у него был пластмассовый автомобильчик, и сразу схватил за край платья дочь Максимовны.
- Мама, меня Петька обижает! – ябедным голосом сообщил он.
- Отойди, балбес, ты мне платье помнешь! – взвизгнула нерадивая мамаша.
- Что ж, Славик! – вдруг сказал Максимовна. – Надо мне возвращаться. Пропадут ведь без меня, пропадут!
- Максимовна, погодите! – заволновался я. – Какое возвращаться! Вам туда нельзя! У вас же сердце!
- Вот и болит мое сердце за них, - горько сказала Максимовна. – Что ж они у меня… такие??? Словно дети малые!
- Да ничего они не малые! – возмутился я. – Все взрослые люди. И у всех же своя жизнь! Они же за ваш счет живут!
- Ну да, за мой. А куда деваться?
И вдруг они нас увидели. Все, разом. Замолчали сын и дочь. Оторвался от телека муж. Замер внук. Все повернулись к нам лицом и стали медленно приближаться.
- Мать, - невыразительно сказал Степаныч. – Возвращайся, мать… Дома не убрано, белье не стирано, ужин некому готовить!
- Мама! У меня презентация, мне ехать надо, - нервно заговорила дочь, поправляя прическу. – Тебя внуки ждут… Ну давай, мамочка, дорогая, иди сюда!
- Мам, мне денег надо. Ребятишки голодные, - подключился сын. – Я работу найду – отдам, ты же знаешь! Ты что, мне не веришь?
- Бабушка, навешай Петьке позатыльников! – потребовал малец.
Они медленно приближались и улыбались, тянули к матери руки, словно обнять хотели. Но мне они почему-то живо напомнили сцену из фильма про вампиров. Вот сейчас они дотянутся до Максимовны и будут сосать из нее соки, пока не высосут совсем, до донышка… А потом будут плакать на кладбище, над мерзлой могилкой, под ледяной крупой. И все будут говорить: «Эх, рано ушла! А такая здоровая была! Ей бы еще жить да жить!». И так я все это явственно увидел, как будто сам там был.
- Максимовна! Бежим! – позвал я, пытаясь оторвать ее от дверного косяка.
- Не надо, Славик. Беги один. Ты им не нужен, тебя не тронут.
- Они же вас загубят! – крикнул я. – Это же вампиры!
Мне удалось оторвать ее руки от двери и оттащить ее назад. Семейство же, напротив, почуяв ускользающую добычу, рвануло вперед – и теперь я явственно видел, как улыбки превратились в оскалы, зубы заострились, и вроде даже с них что-то закапало. Наверное, кровь. А может, слюна? Впрочем, на нашу сторону они не сунулись – что-то им мешало. Сгрудились возле двери, толкаясь, и щелкали зубами, наперебой убеждая Максимовну перестать дурить и вернуться к ним.
- Ну, вампиры. Но свои… Видать, моя судьба такая. Нести свой крест, - устало сказала Максимовна.
И сразу после этих слов откуда-то сверху со свистом свалился огромный, почти в человеческий рост, крест, который точно лег Максимовне на спину и на руки, она только охнула и нагнулась, умудряясь при этом еще и сумку не выпустить.
- Максимовна, миленькая, да послушай же меня! – умоляюще сказал я. – Это не твои родственники, здесь их нет, это ж Игра. Твои сидят дома и чай пьют. А это – образы твоего подсознания, настоящие вампиры! Они твою жизнь по капле выпивают, твои силы высасывают! Что ж ты всем должна, ну почему? Ты уж давно свои долги отдала! За всю-то свою жизнь! Пойдем отсюда, а?
- Я им нужна… - безжизненно отозвалась Максимовна. – Нужна…
- Ты мне нужна! – в отчаянном вдохновении завопил я. – Я без тебя тут точно пропаду! Без тебя и твоей сумки!
- Как пропадешь? Почему это пропадешь? – очнулась вдруг Максимовна. – Не надо тебе пропадать! Для того я тебя, что ли, спасала, чтобы ты тут же сгинул? И не думай даже!
- Тогда не возвращайся к ним, а? – попросил я. – Ну не выход это, не выход! Ты ж сюда силу пришла искать! Тебя ж Бог направил! Ты сама мне говорила! Максимовна!
- Бог направил, - сказала она уже тверже, и взгляд ее прояснился. Теперь она уже была похожа на прежнюю Максимовну. – Правду говоришь.
Она повернулась к вампирам, которые уже совершенно потеряли человеческий облик и теперь только выли в бессильной злобе, обнажая здоровенные клыки.
- Я всю жизнь на вас сил не жалела, - сказала Максимовна. – А теперь их мало осталось, чуток и себе надо оставить. Уж простите меня, коли сможете.
Вампиры стали лопаться и исчезать – один за другим. За ними – мебель и весь антураж квартиры. Вскоре там не было ничего, кроме пустоты. А потом и дверь исчезла, слилась со стеной. Только корявая надпись мелом «ВЫХОД» осталась.
- Нет, вернуться вот так вот – это не выход, - твердо сказала Максимовна. – Все, Славик, я в себя пришла. Будем другой выход искать.
- Только ты, Максимовна, крест свой оставь здесь, - попросил я. – Куда мы с ним? Давай я тебе помогу.
Но ничего не вышло. Крест к Максимовне словно прирос. Я его и дергал, и сдвинуть пытался – бесполезно.
- Ой, Славка, тяжко мне под ним, - пожаловалась она. – С места не сдвинусь ведь…
- А зачем ты его на себя взвалила? – упрекнул я. – Что вот теперь делать?
- Не знаю… Ты уж иди, милок, а я здесь постою. Может, и найдешь выход, а там с божьей помощью…
Не хотелось мне ее бросать. Она мне уже роднее родной стала, и боялся я за нее. Мало ли что? А у нее сердце больное, и крест этот придавил, к земле тянет.
- А знаешь что, Максимовна? – вдруг осенило меня. – А ты попробуй его на меня перевалить? Давай я твой крест понесу!
- Ты что, Слав? – откликнулась она. – Он же тяжелючий какой! Да и не твой он вовсе! Зачем он тебе?
- Ну и что, что тяжелючий! Я сейчас сильный, благодаря тебе, кстати! Не мой – так еще лучше, значит, не прилипнет! – продолжал настаивать я. – И потом, я же добровольно! Давай, Максимовна, тебе обязательно надо найти Талисман Силы.
И только я произнес эти слова, крест легко отделился от Максимовны и упал на пол, разлетевшись на тысячи мелких кусочков. Она еще какое-то время постояла в позе птицы на взлете, с раскинутыми крыльями, а потом пошевелила распахнутыми руками и удивленно сказала:
- Ой, Славик! Как легко то мне стало! Словно крылья выросли!
Тут ее руки задергались, затрепетали, и на самом деле начали превращаться в огромные крылья, на глазах обрастая перьями. Я не орнитолог, конечно, но по-моему, похожие на орлиные. Сумка выпала, я ее подхватил.
- Максимовна, ты чего? – только и успел спросить я.
- Ой, меня вверх тянет! Не могу! Сейчас взлечу! – испуганно проговорила Максимовна. – Славка, цепляйся скорее! Ты меня не бросай! И сумку тоже!
И она правда начала медленно отделяться от пола. Крылья плавно ходили вверх-вниз, создавая воздушные потоки.
- Не брошу! – пообещал я, перехватывая поудобнее сумку. Тут Максимовна рванула вверх, я только и успел ухватить ее за ноги, а в следующий миг я уже болтался в воздухе, пол стремительно ушел вниз. «Сейчас об потолок долбанемся!» - успел подумать я, но потолок куда-то исчез, и мы неожиданно оказались под открытым небом, на зеленом лугу, я успел рассмотреть какой-то ручей или неширокую речку. А потом что-то случилось – я не удержался, или Максимовна неловко повернулась – только я со свистом полетел на землю и с размаху зарылся в мягкий стог сена, ухнул в него с головой, и поэтому не видел, куда делась птица, еще недавно бывшая хорошей женщиной Максимовной.
Я кое-как выпутался из сена, встал на твердую землю и потряс головой. Игра становилась все разнообразнее! Небо было чистым – никаких птиц, и даже облаков на нем не наблюдалось. Зато жара была офигительная! Я захотел снять куртку, но что-то мне мешало. Я глянул – это была замечательная боевая сумка Максимовны, которую я дисциплинированно прижимал к животу.