Древняя Русь, особенно в своем «южном анклаве» на Днепре, постоянно находилась под политическим и культурным давлением со стороны своего торгового и военного соперника-союзника Византии. Сегодня постараемся осмыслить степень и глубину проникновения последней в жизненные и прочие реалии наших предков.

Начнем с самого глобального вопроса. Хоть отношусь скептически, но спорить с академической наукой не способен в таком вот факте: название нашей страны является, в сущности, выдумкой константинопольского патриарха Фотия. Любой дилетант-историк всегда обязательно спрашивал себя — почему государство именуется «Россией» (через «о»), а язык — русским (через «у»)… Ушки торчат из событий древних, когда в 860 году под стенами Царьграда объявился неведомый флот жуть как воинственного племени. Именовали вооруженные мужчины себя «русами».

Богомолец Фотий, в полном соответствии с тогдашним историческим и (особенно) религиозным каноном… все новое и неизвестное переложил на библейские лекала. Изощренный ум книжника интерпретировал событие в духе библейского пророчества Иезекииля (что они там хлебали?). Было найдено имя некоего Роса. Так и повелось — ромеи стали звать северное государство налетчиков Росия (с одним «с»). Позже — через церковные документы, это название начали употреблять на самой Руси. Понятно кем. Грамотными греками да болгарами, что учены ромейскому канону и грамоте.

Христианство. Первый свой крупный военный поход Русь совершила на Константинополь. Туда же был проложен и первый государственный дипломатический путь Государыней Ольгой. Две цивилизации — одна очень молодая, воинственная… и старая, умудренная коварством — впервые стали пробовать друг друга на прочность, взглянули друг на друга политически. Думается, понравиться они не могли друг другу. Лесть и обходительность Константина Багрянородного не произвели впечатления на суровую повелительницу Руси — она уехала оскорбленной отказом выдать за Святослава царевну Феодору.

Сомнительна вся эта история, но все-таки христианство Ольга приняла именно из Византии. Летописи зафиксировали ее новое имя — Елена. По крестной матери, принимавшей ее византийской императрицы. Впоследствии внук Ольги — князь Владимир, после знаменитого «испытания вер», тоже направился в Константинополь. Подвергнув тяжелому испытанию крещением не только себя, но и всю обширную древнюю Русь.

Насколько выбор Владимира был очевиден? Популярно объяснение, что торговые контакты крепко связывали Русь именно с Византией. Вот тут стоит вскинуться и отправить утверждение в топку. Археологические данные противоположны: арабских монет из Хазарии (суфийских дирхемов) на территории Руси нашли в сотни раз больше, чем византийских монет (номисм). Выбор экономический не актуален был, больше эстетика и обрядовость сыграла роль, наверное. Или какие-то неведомые нам прагматические мотивы.

После 988 года контакты с Византией стали расти. Но греки не проявляли уж слишком большого миссионерского пыла. Например, отправив под военным давлением Руси принцессу Анну замуж, базилевс Василий Второй забыл погрузить ей в приданное священников и необходимый для крещения инвентарь. Князь Владимир недостающее одушевленное и не очень оборудование — самовольно вывез из захваченного Херсона. Да и первые сведения о киевской митрополии появляются лишь спустя полвека после крещения (в наших летописях). В греческих — намного раньше, в еще до-рюриковские времена, но об этом в другой раз…

Объективные препятствия. Вообще-то, наладить устойчивые связи с Русью было трудновато Царьграду. Между ними пролегала огромная и опасная Степь то с хазарами, то печенегами-половцами-татарами. С какими страшными трудностями сталкивалась византийская торговля, писал Константин Багрянородный в своем трактате «Об управлении империей». Называл путешествие русов «мучительным и страшным, невыносимым и тяжким». Ну да… пороги, кочевники. А к Киеву еще вверх по течению попробуй выгреби, если ветер не попутный.

Но контакты расширялись. Известна ничтожная их часть, письменных источников дошло мало, произведений искусства — еще меньше. Но любопытны свидетельства низовых контактов — лексические заимствования. Судя по статистике лингвистов — в разговорный обиход вошло (из 1200 выявленных письменных греческих слов) — … да очень мало чего. Несмотря на библиотеки переведенных книг (особенно из Болгарии), военная и политическая терминология была забыта «живым языком». Или, скорее всего, попросту не покидала глухих монастырских стен, являясь искусственной терминологией малого круга переводчиков да переписчиков.

Но что пришло в народное общение? Достаточно назвать такие важные слова:«огурец», «свекла», «уксус», «лохань», «скамья», «палаты», «литавры», «каморка», «финифть», «хрусталь», «парус» … Самым значимым из всех заимствований является числительное «сорок» (вместо общеславянского «четырдесеть»). Это единственное заимствованное числительное русского языка, воспроизводящее греческое «сараконта». История его появления интересна. Это торговая «фишка»: собольи шкурки на Руси продавали партиями по сорок штук. Откуда такое взялось и почему в таком числе — в комментариях знатоки прояснят (самому интересен уровень образованности Читателя канала). Само собой, пушнина была самым популярным и желанным русским товаром на рынках Царьграда. Оттого и слово, которое произносили греческие покупатели, крепко закрепилось в купеческом жаргоне, перешло в общее употребление народное.

Кроме того, существуют (пока мало исследованы) ареальные заимствования: в новгородском диалекте долго хранилось слово «голокост», например. Пришло в Византию от евреев, слову на тот момент уже было более тысячи лет, имело глобальный сакральный подтекст. У нас — это заупокойная свеча в храме.

Избранная литература. А вот переводная литература играла в Древней Руси определяющую роль, в очень специфичном просвещении. Составляла не менее 90 процентов всего церковно-библиотечного фонда. И на 99 процентов — переводилась с греческого. Причем болгарского издания. Так что прикладной характер этой литературы можно представить. Геродота и Гомера там не было, как вычитал на Дзене у некоторых романтиков-патриотов. Если и находился в пыльных монастырских кладовках такой автор — не переводился категорически, только по знатному спецзаказу.

Византийская литература на Босфоре имела в немалом обороте языческий, античный компонент книг. Но к нам они почти не попадали, разве что легенды эпические, басни да сборники мудрых изречений. Сама современная византийская литература переводилась невероятно выборочно: всемирные хроники — но не авторская историография; гадательные книги — но не философия. Не упомню ни одного переводного фолианта или пергамента: со светской поэзией, любовным или рыцарским романом, эпистолографией, военным трактатом, естество-научным сочинением. Даже в христианской литературе выбиралось далеко не все. Догматическое богословие монахи на Руси в упор не видели, более налегали «простые жанры» — житийную литературу, вопросы с ответами. Но подавляющая часть переводных книг составляли … апокрифы. Смешная ситуация, как по мне. Видимо национальная наша черта: конспирология и «теории заговоров» в полный рост. Наши монахи штудировали это чтиво, особо интересуясь «тайнами религии», наверное. Подозревая греков в сокрытии много чего священного и сакрального.

И вообще. Любой объем библиотек монастырских — никак не свидетельствует о силе влияния переводного печатного слова на простую Русь. Например, богатая юридическая литература Византии толмачилась в товарных количествах. Но вряд ли применялась на практике — судили все равно по «Русской правде».

Каменная Русь. Вот тут интереснее всё. Те же хазары, например, — не овладели строительством из камня, хотя долго пытались. Копировать построенную ромеями (по спецзаказу) крепость Саркел (Белую Вежу). Русь более внимательно и вдумчиво подошла к овладению навыками каменного строительства, какого не было в ремесле славянском. Самый первый храм, построенный в Киеве (Десятинная церковь), имел вид типичной византийской базилики (от нее остались фундаменты). А вот второй храм — Святая София Киевская, уже сильно отклоняется от канонов византийского святого строительства. Дальше — больше. Самый венец тогдашнего зодчества — Святая София Новгородская, возведена явно по мотивам западным. Налицо доминирование собственных мнений на Руси в эстетических представлениях божественного воплощения. И право выбора за собой.

Деньги. Тут тоже Руси пришлось начинать с чистого листа. Своей чеканной монеты не было. Казалось бы, первые монеты должны были быть «варварскими подражаниями» (как в европах), однако уже при князе Владимире получился продукт, ничуть не похожий на византийский. Дело не криворукости чеканщиков — сами «легенды» монет, то есть надписи на них, — уникальны. Сравнить особо не с чем в Царьграде. Фразы: «Владимир на столе» или «Владимир, а се его серебро» беспрецедентны в нумизматике. Подобный способ презентации власти был жителям Руси еще в новинку, явно намекал на какую-то центрально-азиатскую традицию.

Иконы. Тут уже грустнее с самобытностью. Полностью византийской — оказывается древнерусская иконопись. Вполне объяснимо, ведь живопись творилась греками без всякого соучастия местных подмастерьев (как в случае строителей или чеканщиков монеты). Лишь очень редко, почти исподволь русские мастера начинают различаться в более поздние периоды. И то в писании фресок. Но следование греческому образцу настолько дотошно, что искусствоведы с многолетним опытом с трудом отличают русскую руку от греческой.

В таком же направлении, хотя и чуть быстрее, развивалось стеклодувное производство. Археологи обнаружили немало мастерских в различных племенных землях славян, но продукция местного производителя говорит точно: минимум в течение первых двух столетий после Крещения — наши мастера работали по византийским принципам и лекалам. Выходило весьма точно, только очень узкие спецы сейчас могут отличить царьградские бусины от доморощенных вятических.

Трудности перевода. Получается, ромеи-греки на Руси были — скорее редкостью. Не известно, сами ли они изолировались от общения с «варварским народом», или местные их особо не жаловали… Понятно одно — держались они замкнуто, общались неохотно. Прежде всего, в силу греческого языкового снобизма. Замечали за ними такой грешок повсеместно. Даже митрополиты не могли связать двух слов на местных диалектах, барабаня с кафедр по-гречески. А на вопросы прихожан молчали, аки караси…

Ромеям было крайне неуютно в суровом климате Руси: сохранилась переписка митрополита Иоанна, который слезно там жалуется. Не сколько на сомнительное благочестие у аборигенов (мол, все поголовно скрытые и лукавые язычники). Наиболее его терзают местные погоды: по причине морозов приходится нарушать правила и поддевать под литургическую одёжу меха — иначе просто не выжить. Доходило до смешного даже. В самых древних рукописных книгах Древней Руси есть миниатюры, выполненные греческими художниками. Там они красками ностальгируют по теплой своей родине: на полях славянских рукописей бродят львы, павлины, стоят сказочные дворцы. Ржу в голос, когда натыкаюсь на глубоких «исследователей», рассказывающих не пойми что… демонстрируя эти «доказательства» Великой Гардарики или не менее Грандиозной Тартарии.

Ну и самое главное: как воспринимали византийцев сами русы? Восхищенно, если побывали в Царьграде паломником. Гигантский каменный город, надо думать, производил неизгладимой впечатление.

«А в Царьград аки в дубраву велику внити, — пишет в XIV веке Стефан Новгородец, — без добра вожа  неможно ходити!»

Но с другой стороны, даже первый Летописец нам сообщает и прагматическую точку зрения: «Суть бо греки льстивы и до сего дни». Жалобы на подлое лукавство, двуличность греков встречаются в летописях частенько. Это была естественная реакция открытых в общении славян. Излишняя вежливость, сложная ритуальность, обильная пышная риторика — были украшением греческой речи в Средние века. Но в наших широтах это воспринималось неискушенным местным населением — как откровенный шлак, затемняющий смыслы. Византийцы представлялись смешными путаниками, что топят в сложных, никому не нужных тонкостях — прелесть истинной, простой веры. И своих бытовые воззрения.

Измерить долю византийской религиозности в том, что составляет основу нашей культуры сейчас, — трудно. Понятно, Византия и Русь не прошли через кровавую Реформацию и Контрреформацию Веры. Через «дисциплинарную революцию обряда». Однако, утверждать можно уверенно: русскую цивилизацию, похожей на византийскую, — нельзя категорически. Это касается самого главного ее аспекта — законопослушности. Византийцы тут были почище нынешних немцев. А вот нам это не передалось от слова «совсем». Остальное можно даже в анализ не брать…

Образ идеального правителя на Руси рождался, как и во всяком «варварском королевстве». Из культа воинской доблести, плодородия, милосердия, ума — да чего угодно. Но только не из династической, чиновно-бюрократической протухшей атмосферы, вне которой был немыслим византийский базилевс. Тем и живем. Так и сильны. Да еще с абсолютизмом в головах, что Золотая Орда привила. Нормально всё!