Он первым поставил пушки на лафеты
В историю войн Бартоломео Коллеони вошёл как создатель полевой артиллерии, первым поставивший пушки на лафеты в открытом сражении. Этот кондотьер, сын кондотьера, то есть наёмника, предательски убитого после взятия замка Тресса под Миланом, куда больше прославился как беззастенчивый грабитель, нежели как полководец.
Ничего удивительного: ему выпали трудное детство и большие лишения, а самой сутью тогдашних войн был, как известно, узаконенный разбой. Впрочем, в Италии эпохи Возрождения кондотьерство приобрело некий романтический ореол. Итальянцам было ещё очень далеко до национального единства, хотя они и боролись с теми же Габсбургами и Гогенштауфенами за некое подобие независимости. Но больше боролись между собой, предпочитая в остальном более «почтенные» занятия.
В итоге стремительно рос спрос на военных наёмников, которые сделали из войны профессию и были готовы служить любому, кто больше заплатит. Сложились многочисленные готовые отряды, но чаще что-то вроде мобильных штабов, готовых оперативно сколачивать целые армии. А командиры таких штабов, кондотьеры, приобретали авторитет, сопоставимый с тем, что был у князей, королей и герцогов.
Тем не менее, из множества кондотьеров именно Бартоломео Коллеони удостоился упоминания в IV томе хрестоматийного труда «История военного искусства в рамках политической истории» Ганса Дельбрюка, настоящего классика, которого так ценили К. Маркс и Ф. Энгельс. До Коллеони артиллерия долго оставалась либо крепостной, либо осадной, и кстати, она была задействована уже при осаде Москвы ханом Тохтамышем в 1382 году, то есть задолго до тех войн, которые вела Венецианская республика и с соседями, и с Габсбургами, и с османскими султанами.
Почему-то Коллеони, родившийся в 1400 году в Бергамо, числится в истории исключительно венецианским наёмником, хотя начинал он в армии Неаполитанского королевства, а позже многие годы служил едва ли не главным врагам Светлейшей республики – миланским герцогам, причём и Висконти, и сменившим их Сфорца.
Похоже, в Венеции этому истинному ландскнехту предложили больше, чем в Неаполе, и он сразу отличился при осаде Кремоны – крепости на берегу По, которая считалась воротами в Ломбардию. После того как его командиру, Франческо Буссоне, присвоившему титул графа Карманьола, отрубили голову, Коллеони, будучи уже не очень молодым, командовал всей венецианской пехотой. Он был предельно осторожен, сражался во многих боях, в том числе у Брешии, которую удалось освободить от осады миланцами, затянувшейся на многие месяцы.
Артиллерия, огонь!
Миланский герцог Филиппо Висконти, заключив мир с Венецией, тут же перекупил опытного вояку, который, кажется, уже ничего не боялся. Однако после нескольких лет службы стареющий герцог испугался популярности Коллеони среди солдат и отправил того в тюрьму. Этот правитель, которого современники единодушно называли жестоким параноиком, на пороге смерти не скрывал опасений, что его военачальник примет сторону конкурентов – семейства Сфорца.
Так и случилось. С переходом герцогского престола к Франческо Сфорца Коллеони вышел на свободу и воевал с армией Карла Орлеанского, ещё одного претендента на власть в Милане. Последовала целая серия побед 1447 года, а временный союз с Венецией помог Бартоломео Коллеони вернуться под знамёна дожей. Венецианский Большой Совет торжественно вручил ему жезл главнокомандующего всеми вооружёнными силами Светлейшей республики с присвоением звания генерал-капитана.
В это время османы прилагали свои последние усилия к тому, чтобы окончательно разделаться с Византийской империей, точнее, с тем, что от неё оставалось на европейском континенте. Есть исторические свидетельства, что Коллеони был одним из тех, кто выражал готовность выступить в очередной Крестовый поход и даже посещал многих европейских монархов для вербовки в армию.
Помощь европейцев Константинополю оказалась, увы, явно недостаточной, не в последнюю очередь потому, что Европа всё ещё приходила в себя после чумы, а Англия и Франция были истощены Столетней войной. Ну а кондотьеру Коллеони, из которого не получился ни дипломат, ни вербовщик, тем временем достаются всё новые лавры и новые трофеи в бесконечных войнах на территории Италии.
Будучи уже почти стариком, венецианский генерал-капитан одержал свою последнюю победу у местечка Молинелли, неподалёку от его родного города Бергамо, где ему противостояли войска Флоренции, Болоньи и даже Арагонского королевства, судя по всему, тоже наёмные. Именно при Молинелли кондотьер впервые широко использовал лёгкую полевую артиллерию, что привело к невиданным в тех войнах потерям среди лошадей. Их пало больше тысячи, в то время как воинов, причём с обеих сторон — не больше 700.
Интересно, что в Российском издании «Истории…» Г. Дельбрюка отсутствует характерное замечание автора о том, что один из противников армии кондотьера, граф Монтефельтро, запрещал щадить сдающихся, поскольку Коллеони «слишком сильно использовал артиллерию». А военные историки и вовсе сомневаются в победе венецианского генерал-капитана при Молинелли, тем более что он после битвы решил отказаться от грандиозных планов похода на Милан.
Однако это не помешало Большому совету Венеции провозгласить полководца «спасителем Венецианской республики» и предложить воздвигнуть ему в городе памятник. Ответа от кондотьера долго ждать не пришлось, хотя он был сильно занят – снова на должности командующего объединённой Христианской армии для Крестового похода. Поход, правда, так и не состоялся — из-за разногласий в рядах союзников.
Коллеоно из Бергамо
Дон Бартоломео Коллеони, точнее, Коллеоно, к тому времени был едва ли не самым богатым человеком в Венеции, этом далеко не самом бедном городе Италии. Его состояние в пересчёте на современные валюты достигало, очевидно, нескольких сот миллионов евро или долларов. И кондотьер, не обращая внимания на многочисленных родственников, вплоть до усыновлённого племянника, выразил готовность пожертвовать едва ли не всё своё богатство Венеции.
Но при условии, что памятник ему будет стоять не где-нибудь, а прямо на Сан-Марко. Понятно, что имелась в виду именно площадь Сан-Марко, рядом с Дворцом дожей, Пьяцеттой и собором Святого Евангелиста. Однако расчётливые венецианцы, вроде бы не такие вороватые, как неаполитанцы или сицилийцы, ухитрились обмануть даже своего «спасителя».
Вообще-то, в республике было не принято ставить монументы никогда и никому, а конный памятник для города, где основной транспорт – гондолы, и вовсе нонсенс. В те времена сказать итальянцу, что он «сидит на лошади как венецианец», значило не сделать комплимент, а оскорбить. Кстати, памятники автору замечательных комедий Карло Гольдони неподалёку от моста Риальто и королю-освободителю Виктору-Эммануилу II на набережной Сан-Закариа появятся уже много позже.
Вместо площади Сан-Марко конный памятник Бартоломео Коллеони поставили в 1496 году у скуолы с тем же именем – Сан-Марко. Изваял его великий Андреа Вероккьо, а отлил из бронзы через двадцать лет после смерти Коллеони не такой великий мастер — Леопарди. И с тех пор бронзовый кондотьер стоит на площади Джованни и Паоло (по-венециански – Дзаниполо).
Монумент тогда же тщательно обмерили, с него сняли и до наших дней продолжают снимать копии, но об этом чуть ниже. А прах полководца, который скончался 75-летним в своём роскошном замке Мальпаг, вернули в Бергамо. Бартоломео Коллеони был родом из этого города – то есть бергамаском, именно так правильно звучит нарицательное имя горожан.
Родственники генерал-капитана, которых он весьма беспардонно обделил в пользу Венеции, сделали немало для того, чтобы Бергамо стал венецианским, но всё обернулось тем, что богатая Венеция сотни лет просто содержала бедный Бергамо. Впрочем, дело обстояло примерно так же, как с Вероной, Падуей и ещё несколькими городами, которые были просто отданы на кормление богатым венецианским фамилиям. Просто в случае с Бергамо это оказались местные — Коллеони-Мартиненго.
Хорошо известно, что родом из Бергамо был «слуга двух господ» с комедийной фамилией, точнее, прозвищем – Труффальдино. Его хотя бы можно связать с корнем truffa, что переводится как «мошенничество». Фамилии Коллеони пытаются как-то присвоить неприличные языковые корни, причём исходя не только из троекратного изображения нижней части мужского детородного органа на фамильном гербе. Однако при довольно созвучном местном ругательстве никаких «яиц» или «мошонки» носители языка в этой фамилии не находят. Дальше coll – шеи, а также colla – холма дело у горе-переводчиков не сдвигается.
Сегодня Бергамо больше известен как эпицентр пандемии на севере Италии, но этот итальянский город за многие века успел подарить миру немало знаменитостей. Начиная с гениального автора «Любовного напитка» и «Дона Паскуале» Гаэтано Доницетти и кончая Массимо Каррерой — последним в когорте успешных тренеров московского футбольного «Спартака». Родом из Бергамо, кстати, и один из строителей Петербурга — Джакомо Кваренги.
Однако главным туристическим объектом там до сих пор остаётся усыпальница семейства Коллеони в верхнем городе. И этот неудивительно – чуть ли не половина достопримечательностей старого Бергамо построена на деньги Бартоломео Коллеони. И это при том, что почти всё, что у него оставалось, он подарил Венеции.
От Москвы до польских окраин
Бартоломео Коллеони, точнее, его памятник, а если ещё точнее, мастерски раскрашенная под бронзу гипсовая копия, обосновалась в Москве чуть больше века назад. В Итальянском дворике Музея изящных искусств, когда-то имени Александра III Миротворца, а сейчас почему-то Пушкина, наверное, исключительно потому, что Александр Сергеевич – это «наше всё».
Дон Бартоломео мирно соседствует в Итальянском дворике с другим кондотьером – Гаттамелатой из Падуи, который дарил славу и трофеи всё той же Венеции за несколько десятков лет до Коллеони. И памятник ему, куда более ранний, работы Донателло соответственно, неплохо устроился в историческом центре Падуи. Другие соседи у копии монумента Вероккьо куда более знамениты – «Давид» Микеланджело и ещё два Давида – работы всё тех же Донателло и Вероккьо. Но тоже – копии, хотя и отменные.
Вообще-то, место Коллеони или Гаттамелаты в итальянском дворике вполне мог занять Марк Аврелий, опять же – копия статуи с капитолийского холма в Риме. Однако в качестве учебного пособия для филиала университета, которым изначально считался музей Александра III, больше подошли мастера из эпохи Возрождения.
Очень многие из побывавших в Венеции русских с удовольствием разыскивают в её лабиринтах «оригинал» работы великого Вероккьо. Тем более что во многих местах, начиная с афинского Акрополя и Флоренции и кончая венецианским (опять же. – А.П.) собором Святого Марка, настоящие статуи уже давно куда-нибудь убраны. Ради сохранности, разумеется, за что реставраторам отдельное спасибо.
Не сказать, чтобы венецианский памятник Коллеони, вообще-то, бесспорный шедевр, был сильно популярен. Если в Бергамо усыпальницу семейства с сомнительной фамилией посещают все туристы, оказавшиеся в городе, то до венецианского Дзаниполо добираются, пожалуй, только самые упёртые. Автор, впервые оказавшийся в Венеции больше десяти лет назад, не пропустил в Падуе памятник Гаттамелате, но так и не удосужился вспомнить, что второй кондотьер обосновался совсем недалеко от площади Сан-Марко.
В следующих поездках, а их накопилось с тех пор уже три, кондотьер был едва ли не главным предметом притяжения в Венеции. Но каково же было удивление, когда автор понял, что вполне мог бы повидаться с Бартоломео Коллеони ещё дважды. И где – в Польше! Впрочем, ничего удивительного – это сегодня почему-то считается не совсем приличным тиражировать копии, каким бы гениальным ни был оригинал.
Предпочтение в наши дни отдаётся чему-то новому, пусть даже абсолютно бездарному или безвкусному. Нельзя поэтому не отдать должного полякам, которым поначалу реально досталась всего одна копия работы Вероккьо, да и та – от немцев. Польша получила литую статую кондотьера вместе с померанским Штеттином, который после Второй мировой войны было решено передать Польше и переименовать на польский манер – в Щецин.
Именно в Штеттине ещё в 1913 году, всего через год после того, как гипсовая копия Коллеони обосновалась в музее на Волхонке, появилась на свет ещё одна, уже литая копия кондотьера. Немцы не поскупились на новую отливку, и в городе, который когда-то посетил сам кондотьер Бартоломео Коллеони, тщетно пытавшийся набрать войско для нового крестового похода, обосновался новый монумент.
Сделано это было отнюдь не по примеру русских, а по традиции начала XX века, когда своими музеями и классическими коллекциями обзаводились все крупные города Европы и Америки. Скульптуру принял Современный музей Штеттина – на тот момент всего лишь столицы одного из округов Померании. В годы и Первой и Второй мировых войн памятник удалось сохранить целым. Штеттин почти не бомбили англичане и американцы, а штурмовавшие город войска Третьего Белорусского фронта под командованием Рокоссовского по культурным объектам обычно не стреляли.
После войны поляки активно заселяли Щецин-Штеттин, но памятник Коллеони было почему-то решено оправить в столицу – Варшаву, где полным ходом шло восстановление города. Кондотьера сначала разместили в запаснике Национального музея, потом – в музее Войска Польского и наконец – во дворе Академии изящных искусств, которая заняла бывший дворец Чапских в Краковском предместье.
Литой Коллеони простоял в этом уютном дворике довольно долго, хотя уже в конце 80-х годов на него стали снова претендовать представители музея в Щецине. Споры между музейщиками изрядно затянулись, и отливка образца 1913 года отправилась на западную окраину современной Польши только в 2002 году.
Кондотьера водрузили на площади Авиаторов, но его низенький постамент не идёт ни в какое сравнение с венецианским. Зато на нём есть надпись, которой по определению не место в Венеции – о том, что генерал-капитан Коллеони в возрасте 54 лет наведывался на север Германии. Там он пытался заручиться поддержкой померанских герцогов и навербовать ландскнехтов в Крестовый поход, но безуспешно.
Впрочем, варшавян было тоже решено не оставлять без кондотьера, и для них было решено оперативно отлить ещё одну копию. Теперь она красуется уже не во дворе, а перед входом в варшавскую Академию изящных искусств, всё в том же Краковском предместье, где найти её намного легче, чем эпический оригинал на Дзаниполо в Венеции.
Свежие комментарии